Блог

Литературоведы спорят - принадлежит ли поэту стихотворение «Казалось мне, я превозмог», машинописный текст которого найден в его предсмертном архиве. На  листке, увы, нет ни одной авторской пометы, а ведь это стихотворение могло бы ответить на животрепещущие вопросы – как относился Высоцкий к своим еврейским корням, в какого Бога он верил (если верил), читал ли он Библию?

Свой подход к решению этих сложных проблем предлагает известный бард и исследователь авторской песни, автор книги о Б.Окуджаве и научных публикаций о творчестве Б.Окуджавы, В.Высоцкого, А.Галича – Рахель Абельская.

Творческий вечер Р.Абельской состоится 19 августа 2010 г. в книжном магазине «Дон Кихот» в Тель-Авиве. После рассказа о своем научном «расследовании», которое, по ее словам, было  «увлекательнее любого детектива», Рахель споет собственные песни, а также песни любимых бардов по просьбам слушателей.

Начало в 19.30. Вход свободный.
Адрес: Тель-Авив, ул.Алленби 98.
Телефон: 03-5664195.

Эта ночь над землей
Распростерла тень крыла.
Эта ночь нас с тобой
В даль степную позвала.
Шорох трав, песня звезд
Не сравнятся с тобой.
Ты мне счастье принес,
Я отдам тебе любовь.

А в шатрах до зари
Спят цыгане крепким сном.
Ты смелей говори,
Не услышат все равно.
Братья спят, а коней
Я к ручью увела.
И скакун твой сильней,
Нас умчит он, как стрела.

А пока эта ночь
Словно пьяное вино.
Ты сегодня со мной,
А что завтра - все равно
Голосить будет мать,
Братья кликнут коней,
Только нас не догнать,
Кнут отца не страшен мне.

Эта ночь над землей
Распростерла тень крыла.
Эта ночь нас с тобой
В даль степную позвала.
Так целуй, дорогой,
Чтоб любовь сердце жгла.
Эта ночь, как огонь,
Я к утру сгорю до тла.

Поручик Семенов - само обаянье,
Он вечером едет один на гулянье,
Он в кителе белом, прекрасен собою,
Готов он всецело к неравному бою.
     Сокрыть он не может волненье печали,
     Как только из дрожек увидит Крещатик.
     И улица станет светлаот поклонов:
     Смотрите, смотрите, да это ж Семенов!

А я у окошка в печали, в печали,
Как едет он в дрожках смотрю из-под шали.
И с горечью думаю: знают соседи,
Что он за версту мои окна объедет.
     Мой доблестный воин, простите, простите,
     Я стану такою, как Вы захотите.
     Я взбалмошна слишком, простите, мой витязь,
     Я буду, как мышка. Вы только вернитесь.
    
Ах, как бы тогда мы проехали в дрожках,
От зависти дамы бледнели б в окошках.
Вы в форме военной, я в платье с букетом
Ах, весь бы Крещатик шептался об этом.
     Мечты мои сладки, как облачко дыма,
     Гнедыелошадки проносятся мимо.
     Поломанных судеб, страданья и стонов
     Не будет, не будет, прощайте, Семенов!
    
Вот так б мы и жили, вчераи сегодня,
Ах, жизнь, дорогие, бездарная сводня.
Не слышать, похоже, мне свадебных звонов...
И все же, и все же, вернитесь, Семенов!

По сонному Парижу-обители химер
Идет безумец желчный Шарль Бодлер.
Любовь поэта не спасла, цветы невидимые зла
В ночной туманной тишине терзают ноздри все сильней.
И тонким жгучим острием до сердца запах достает.

Плетется он, как пьяный, иль не в своем уме,
И громко богохульствует во тьме.
Змеиный город слеп и глух, и что угодно можно вслух,
Бредет по лужам он, глумясь, и капли слез роняет в грязь,
И равнодушно божество проклятья слушает его.

В ушах его рычанье и лязганье клыков.
Куда бежать от своры дураков?
Одна бессмертию цена-пить чашу глупости до дна,
И закрывать не вздумай рот, насильно кто-нибудь вольет.
И что ни век-один сюжет, черна звезда твоя, поэт.

По улицам Парижа-обители химер,
Идет безумец желчный Шарль Бодлер.
Вожак опасных болтунов, ниспровергатель всех основ.
Бранясь, впадает в забытье, бредет в бессмертие свое.
Затих в веках туманный след, прости жестокость им, поэт.

/Посв. Марине Цветаевой/

- Что ты плачешь, сестра, опустила глаза,
И на пальцах дрожит, остывая, слеза?
Словно камень в кольце, что любимый принес,
И упало на грудь ожерелье из слез.
     - Я не плачу, дружок, просто дрогнула тень,
     Затянулся ожог от разлук и смертей.
     Но любимого нет, ни обнять, ни забыть,
     Я печали его нанизала на нить.

- Что ты плачешь, сестра, грусть-тоску затая,
Где тепло губ твоих, где слезинка твоя?
Словно нежный цветок на чубине росла,
А теперь во снегах умирать без тепла.
     - Я не плачу, дружок, просто ветер в лицо,
     Со слезинкой своей потеряла кольцо.
     Укатилось в края, где сердца, как гранит,
     Там слезинка моя тонкой ниткой звенит.

- Что ты плачешь, сестра, на щеках твоих соль,
Наземь падает сын самой черной слезой.
И нельзя помешать мертвой плоти истлеть,
О, зачем ты, сестра, наклонилась к петле.
     - Я не плачу, дружок, высох горький родник,
     Дорогие мои, наша Русь в нас одних.
     И никак не поймешь, по своей ли вине
     На родимой земле, как в чужой стороне.

Я сижу в потемках где-то,
в пальцах тлеет сигарета,
целый месяц до декрета,
мне курить запрещено.
     Как мираж неуловимый,
     жизнь моя проходит мимо,
     улетает струйка дыма
     через пыльное окно.

Возражая вредной моде
мое чадо колобродит,
я курю назло природе,
а еще тебе назло.
     Ты противный-препротивный,
     ты совсем не объективный,
     и не взгляд твой негативный,
     просто мне не повезло.

За окном мелькают лица.
люди ходят разводиться,
а вон тот идет жениться,
если глупый - пусть идет.
     На меня же строго глядя,
     скажет так суровый дядя:
     "Всем толстушкам по закону
     запрещается развод".

Уходить и приходить,
разлюбить и вновь влюбиться,
выйти замуж и любить,
плакать, ссориться, мириться.
Боже мой, за много раз
как же все надоедает,
в небе звездочка зажглась,
в доме девочка рыдает.

Для нее все это вновь,
что для нас обыкновенно:
и измена и любовь,
и еще одна измена.
Но не жалуйся судьбе,
все равно получишь мало,
кто бы мог желать тебе
отвратительней финала.

А у нас своя тоска:
то глаза болят, то ножки,
Не хватает молока
от кормежки до кормежки.
Пореветь бы мне с тобой,
только это не спасает,
эх, от жизни от такой,
молоко в груди скисает.

Ангелы душу ребенка на крыльях несли,
Должен сегодня родиться он в лоне земли.
Плачет ребенок, не может он небо забыть,
Но непреклонны крылатые птицы судьбы.

Веет прохладой лесов предрассветная тишь
Час твой пришел, ты на грешную землю летишь.
Райскою музыкоц вслед тебе арфы звучат,
Золото крыльев сверкает в рассветных лучах.

Тает твой призрачный мир красоты и тепла,
Что же земля своим детям взамен ты дала-
В поте лица добывать себе пищу и кров,
О, неужели на свете нет лучше миров?

Сажа и копоть - наряд твоей суши,земля,
Ложь и жестокость детей твоих душит,земля.
Плачет ребенок, и к ангелам в страхе приник.
Скоро услышит земля его горестный крик.

Мы смертельно больны,
Наши дни сочтены -
Не дожить до весны.
Чтоже будет когда
Мы уйдем навсегда
С нашим маленьким сыном?
Нас бронхиты сосут
И бросают на суд
Бесконечным ангинам.
Мы тоскуем вдвоем,
Травы горькие пьем,
Ангел, хоть помоги нам.
     Пусть придет весна ливнем тепла,
     Пусть солнце снега растопит до тла.
     А осколки зеркал растопит лучем,
     Нет, милый мой Кай, мы не умрем.

Это солнце на час
Приоткрыло скучая
Глаза золотые.
И опять полумрак,
В сером небе игра
Колкой призрачной пыли.
В ледяном декабре
Мне тебя не согреть,
Все надежды пустые.
Как мы верить хотим,
Что за тысячу зим
Наша кровь не остынет.
     Вновь бьют холода, словно ножи,
     Дай мне мужество ждать целую жизнь.
     Дай, Боже, тепла моей стороне,
     Чтобы не умерла мечта о весне.

Город снов.
/Посв. Булату Окуджаве/

Этот город холодный и странный,
И снег под ногами хрустел, как стеклянный.
Замерзшие стены в неоновых бликах,
И черные тени дрожали на лицах.
И все в этом городе мне не понятно,
И лица похожи на черные пятна,
И я в нем подобна испуганной мышке -
Озябшая девочка в сером пальтишке.
     А улицы в сумраке тонут,
     Машины летят по бетону,
     И люди - чужие, чужие
     Молчат отрешенно.

И вдруг я проснулась - и город случайный
Под небом лазурным запел, как хрустальный,
И страшные лики луч солнца стирает,
И в парке далеком оркестрик играет.
Звенит под смычками мелодия эта,
Оправлено в теплую музыку лето.
И я улыбаюсь, и кто-то смеется,
И плавно соната волшебная льется.
     Но город затоплен враждою,
     Как будто стоит под водою,
     И я от него уплываю
     Звездой ледяною.

Он снежными иглами душу калечит,
Он холодом скован по самые плечи,
А мне, как всегда, не хватило билета
Туда, где не мерзнут, где вечное лето.
Где в парке далеком играют сонату,
И добрый волшебник идет по Арбату,.
И в крике не нужно из сил выбиваться,
Если захочешь за руки взяться.