О себе и своих песнях

Автор
Опубликовано: 4960 дней назад (29 августа 2010)
Редактировалось: 12 раз — последний 10 августа 2013
+1
Голосов: 1
50-60-е годы ХХ века

Я родился 19 июля 1954 года в г. Киеве на улице Саксаганского, 103, бывшей Мариинско-Благовещенской.  Этот старинный дом с лепными потолками помнил жизнь до 1917 года, а его двор - романсы и блатные куплеты под гитару той поры, девичью футбольную команду, которая давала форы всем окрестным пацанам, и еще много чего. Дом  уцелел после фашистской оккупации. Мое детство зафиксировало в памяти дежурившую у входа лифтершу Буриху; соседа Леньку Косого с дочкой, моей ровесницей; фольклор коммуналок, когда, к примеру, кто-то мог водрузить свой велосипед на чужой шкаф и понеслось: «Скорее у меня вишни на голове вырастут, чем он тут останется лежать» и так далее.  Я и соседка-ровесница при этом ютились здесь же, как ни в чем не бывало, занятые своими паровозиками. Парой этажей ниже жил мальчик Энвер, который увлекался кукольным театром. Его  папа  играл в цирке на трубе, и мы, приближенные соседские дети, иногда ходили на представления без билетов.


Во дворе взрослые знали друг друга еще с «до войны». Сегодня таких дворов уже нет. Иногда гости, приходившие к нам домой, пели песни под гитару. Самая запомнившаяся мне с младых ногтей - в исполнении дяди Толи Липенко притча о строительстве Беломоро-Балтийского канала. Вспоминаю об этом всегда, проходя мимо его могилы на главной алле Байкового кладбища. И еще об ушедших.  Когда я уже начал выходить на сцену с гитарой, а тем более вести телепрограмму с бардами, моими искренними болельщиками  были старинные друзья родителей дядя Жора Файфер, который танцевал в Театре оперы и балета, и дядя Витя Старцев, профессиональный фотокор. Я благодарен им за это и помню. И еще помню, как в те 60-е мамина сотрудница тетя Вера Лесниченко  солировала  о Льве Николаевиче Толстом, который «ходил по деревне босой» (сегодня-то, кто интересуется, знает,  что это песня легендарного автора Охрименко). Тогда же все это передавалось из уст в уста. Потом записывалось на магнитофонные бобины. Эти пленки с исполнением наших гостей, возможно, и сейчас где-то пылятся, дай бог, чтобы не осыпались от старости.  Дом моего раннего детства, кстати, сохранился до сегодняшнего дня, но с изолированными квартирами  без лепнины, лифтерши и друзей детства.

  
Как почти уже нереальный отголосок тех лет, проведенных на Саксаганского, слышу звонкий голосок по радио Новеллы Матвеевой: «Какой большой ветер напал на наш остров». Или вижу перед глазами разворот о бардах из газеты «Неделя» за 60-е годы с песнями Галича, Кима, Визбора…  Он попался мне на глаза уже, когда осознанно собирал подобные материалы. Спасибо, мама приносила много газет с работы, и они кочевали за нами с квартиры на квартиру годами. Вот в этой макулатуре и сохранился…


Тогда же, в 60-е годы ХХ столетия  сквозь треск родительского магнитофона-чемодана «Гинтарас» и запах уксусной эссенции, склеивающей кусочки постоянно рвавшейся пленки,  до моего слуха доносилась  масса, как представлялось тогда, безымянных загадочных произведений, которые на всегда отложились в памяти: «Вы помните, сколько сражений я с именем Женьки прошел…», «Крошатся в лужах фонари. Знакомый адрес повтори. Застонут доски под ногой …», «…а за городом дожди, а за городом заборы, за заборами вожди…», «Я смотрю на фотокарточку, две косички, строгий взгляд…», «А на нейтральной полосе цветы…»…  Как потом оказалось, их  сочинили и исполнили конкретные люди – Александр Галич, Владимир Высоцкий, Булат Окуджава, Юрий Визбор, Евгений  Клячкин… Таковой была МОЯ бардовская обойма из детства. Я слушал эти записи иногда в тайне от родителей, которые абсолютно не представляли, что за творчество приносят домой наряду с цыганскими напевами, концертами Эллы Фицзжеральд, Элвиса Престли, советской эстрадой типа  «По переулкам бродит лето, солнце льется прямо с крыш…», блатняком  - «На Боготьяновской открылася пивная…», «Зашел ко мне Шапиро, мой защитничек-старик, сказал: «Не миновать тебе расстрела» и иже с ними. Просто тогда магнитофоны только входили в обиход, а значит, на них надо было что-то слушать. Вот и тянули все без разбора.


Отдельный источник познания музыкального фольклора – школьные песенники, где лично у меня были среди любимых: «В притоне много вина, там пьют бокалы до дна…», «Есть в Неаполе маленький дом, он стоит на обрыве крутом, и как только 12 часов, негр там открывает засов». И оттуда же: «Королева оставайтесь с нами, я вам подарю весь этот город…» как оказалось впоследствии, самого настоящего барда… Представьте мои собственные ощущения, когда младшая сестра жены в свой школьный песенник наряду с «Ласковым маем», «Сиреневым туманом» и прочими хитами их поколения записала мою собственную песню на стихи Димы Кимельфельда :
«Мимо рощ и домов, мимо лиц и стекла, попирая асфальт и бетон, осень рыжей лошадкой в наш город вошла, за собою везя фаэтон…»


Кстати,  забегая вперед, Дима Кимельфельд  признался однажды, что давно хотел придумать образ рыжей лошадки Осени, которая входит в город. А стихи эти написал на уже готовую мелодию, положенную мною на его же более ранние строчки:
«По осенним дворам ветер гонит луну, скоморошьи прищурив глаза. И пронзает печаль, как стрела, тишину. И весь город похож на вокзал. Всплески  синих огней,  окна – лики икон, несусветная памяти глушь. Ночь – отчаянный смек преступивших закон и сожженных сумятицей душ..»


Такая схема создания песен у нас срабатывала несколько раз.  
Возвращаясь к хронологии, отмечу, что на гитаре я решил научиться играть в 1968-69 годах, в классе 8-9-м, потому что позавидовал соседу по парте и дому на бульваре Шевченко Вите Кривуше. Он первым освоил несколько аккордов на семиструнке и «восьмеркой» наяривал: «Здесь вам не равнина, здесь климат иной…» Мы какое-то время пели в классической дворовой беседке и конечно пили крепленое вино. Тогда же мне в машинописном варианте попались на глаза стихи Александра Вертинского. Не зная, что это песни, я насочинял собственные мелодии: «Ваш любовник скрипач…», «И тогда с потухшей елки тихо спрыгнул желтый ангел…», «Ночи на кладбище строгие, как только месяц взойдет, крошка, малютка безногая пыльной дорогой ползет…».  


Зачем я дальше стал сочинять собственные мелодии, не имея никакого музыкального образования? Однозначного ответа на этот вопрос не имею по сей день. С Вертинским само собою получилось. А вообще поперло, независимо от моего желания. Хорошо помню, как на физике, во время объяснения нового материала,  в голове откуда-то брались удивительные созвучия…  То же самое происходило прямо на футбольном поле во время игр на первенство города. Возможно в какой-то мере этому поспособствовали классические стихи, которые мне доверяли читать на школьных литературных вечерах - «Мы теперь уходим понемногу в ту страну, где тишь и благодать» Сергея Есенина, «Летит, летит степная кобылица и мнет ковыль» Александра Блока (когда через несколько лет я услыхал эти стихи в исполнении Ильи Ченцова, обалдел). На каком-то смотре я декламировал романс Овода «Дорогая Джим, завтра на рассвете меня расстреляют» под вокализ девичьего квартета. Мне, отнюдь не звезде школьной мелодекламации, доверили  даже пушкинский «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», но в самый ответственный момент меня подвел предательски выскочивший на губе флюс. И все же, эти опыты  стали моими сознательными сценическими дебютами. И еще хорошо помню, как одноклассница Таня Стамова села за рояль и так естественно запела: «Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет, как с белых яблонь дым…» И подумалось тогда: «Вот бы и мне так!»


70-е годы ХХ века


В году 1972-м в студенческом лагере пединститута «Березка», когда в моем репертуаре уже была определенная песенная обойма (в том числе, есенинские «Не жалею, не зову, не плачу…», и знаменитый «Клен ты мой, опавший…»),  впервые увидел того самого  Диму Кимельфельда, который как раз вернулся со знаменитого Грушенского фестиваля и рассказывал про сцену-плот в виде гитары, поющую гору,  и как Визбор взял его в сборную СССР по футболу, и как их с Валерой Сергеевым «Земляничные поляны» в исполнении одного ансамбля стали лауреатом на большой гитаре, и как они на «Чайхане» с подачи Ланцберга впервые спели «Графиня, мне приснились ваши зубы». Через некоторое время в «Березку» приехал Валерий Сергеев, и они вдвоем с Димой дали целый концерт под обычную акустическую гитару: «Мы гладиаторы, меч короток, брат против брата и все поровну…», «Отчеканила осень золотые монеты…», «Росту в ней на рубль девяносто…» и в таком же духе.  Для меня это было большим  откровением.


В те годы я кое-что уже пытался сочинять, не сильно отождествляя себя с клубами и фестивалями. Но мне запомнилась фраза того же Димы в мой адрес: «Ты все равно придешь в КСП». И он таки напророчил. А «Березка» на Киевском море навсегда осталась знаковым местом наших ночных посиделок у  костра с песнями до зари и красивыми девушками из Киева, Челябинска, белорусского Новозыбково и Бухары.  
В 1974 году у меня состоялся неожиданно яркий дебют на киевском всесоюзном фестивале в ДК авиазавода, где мы с однокурсником Витей Александровичем стали лауреатами за юмористическую песенку «Трамвай обходьте спереду, тролейбус  тiльки ззаду», совершенно случайно выставив ее в конкурс.  Говорят, нас даже транслировали по радио в передаче «Вiд суботи до суботи», что вызвало законную гордость. Тогда все это было просто в кайф. Я еще не стал членом клуба песни , живя, как это часто бывает, от фестиваля к фестивалю, не очень-то высовывая нос за пределы Киева. Здесь хватало своих событий. Новые песенные компании, ночные посиделки,  что-то сочинялось, во всю гремели лесные слеты. По пятницам народ собирался в Доме ученых. На Снитынке ежегодно отмечали день рождения Лени Духовного. Впервые в Киев приехал Александр Мирзаян, открывший для меня Бродского, Хармса, Соснору и так далее. Впервые я увидел живого Евгения Клячкина на концерте в университетской аудитории. О неприятностях  для  организаторов этого и других концертов, которые делались в Киеве, узнал позже. Тогда же набирали обороты квартирники.  «Мы дети тех, кто не доспал ночами», - было жестко прочитано на одном из них, предварив номер просьбой выключить магнитофоны. И это тоже впечатлило и запомнилось на всю жизнь.


***  


После института у меня был год преподавания в школе, год  армии. Далее практически всю жизнь нахожусь  на журналистских хлебах, далеких от песен. Однажды подумал, что  не те хлеба сею. И в 1980-90-е гг. на украинской радиостанции «Молодая гвардия» начал вести песенный альманах – рассказал о творчестве Высоцкого, что тогда казалось чуть ли не первопроходством, об украинской «спиванной» поэзии, о том, как  созданным к 1986 году КСП «На Московской площади» ездили с концертами к ликвидаторам Чернобыльской катастрофы и так далее.  Для детей удалось  запустить в эфир на всю Украину «Факультатив песенной поэзии». Потом все сложилось для того, чтобы на киевском телеканале «Гравис» в течение 5 лет мог вести передачу «Доживем до понедельника». Там перебывали почти все киевские и не киевские барды; некоторые известные поэты и музыканты; именитые гости Киева: А. Городницкий, В. Егоров, С. и Т. Никитины, А. Суханов, А. Дулов, А. Мирзаян, В. Долина, Е. Камбурова, О. Митяев, Т. Шаов… Были среди гостей программы такие личности, как философ Сергей Крымский, народная артистка Украины Нина Матвиенко.


Какой-то период я продюссировал телевизионные версии киевских концертов звезд бардовской песни - Виктора Берковского, Александра Мирзаяна и Вадима Егорова. Постепенно такая телевизионная форма вылилась в совместный проект трех -  Виктора Кудрявцева, Семена Рубчинского и меня под названием «Голоса культуры». В рамках этого проекта  выпустили программы с интервью и комментариями по концертным выступлениям Тятьяны и Сергея Никитиных; Вадима Егорова и Александра Суханова; Тимура Шаова.  Так что, будучи «при должности», как мог, пропагандировал жанр. И это мне, надеюсь, зачтется.


Трудясь ответственным секретарем журнала МИДа Украины, брал  интервью у Юлия Кима о том, как он был Генсеком ООН (в постановке его собственной пьесы «Ной и его сыновья»); рассказывал о спектаклях Киевского театра песни и поэзии - об агитбригадах военных лет;  о Галиче (худ. руководитель Семен Рубчинский, сценарист Николай Чернявский, режиссер Игорь Славинский). А в московском журнале «Люди и песни» успел выйти материал «Дима, Валера, Илья, ты и я» (песенная строка из В. Ланцберга) где я попытался описать, каково было петь под гитару в Киеве в 80-е годы ХХ века.


80-е годы ХХ века


Это было непростое время для авторской песни в Киеве. Местная идеологическая машина  действительно рубила пальцы, когда из Москвы поступали директивы стричь ногти.  Наиболее активные члены движения, которых я знал кого лучше, кого хуже, попадали в черный список «неблагонадежных». Лекция с упоминанием их фамилий в нарицательном смысле зачитывалась, где не попадя. Официальное песенное движение возглавил комсомол с целью не просто уничтожить социальные черты авторской песни, а оскопить жанр как таковой. Я вначале  хоть и не был в рядах активних песенных творцов, получал свои подзатыльники.


Например, всех участников лесного песенного слета под  Киевом в начале 80-х, фамилии которых указали видимо осведомители соответственных органов, вызывали на профилактические беседы в КГБ. Я удостоился такой чести на районном уровне. Меня в течение 4-х часов пытались просветить на предмет еврейского начала в движении авторской песни и возле нее. Советовали не поддаваться и быть на чеку, с чем я в принципе был согласен. А вот через года 3-4, когда уже записался в члены КСП «Арсенал», и песни стали поизвеснее, вызвали непосредственно на улицу Владимирскую – в центральный офис серого дома КГБ. Там мне прямо указали, по какую сторону баррикад нужно быть, кого закладывать, и даже пообещали в перспективе бесплатные командировки на фестивали, а то  и продвижение по службе. Помню, я тогда спросил: «Зачем вы этим занимаетесь? Неужели у Комитета государственной безопасности нет дел посерьезнее?» И на меня человек в штатском начал кричать и даже обиделся: «Так по-вашему мы тут занимаемся ерундой?» «По-моему, да», - чистосердечно признался я. Разговор был завершен. По службе меня не повысили.


Вот таким образом в движение песни в целом, а также в отношения между людьми, далеко и без того несовершенные,  закладывалась трещинка. Так подтачивали молодые и не очень молодые умы изнутри, создавая раскол вчерашних единомышленников – предупреждая, запугивая, суля, намекая, обманывая. Какое-то время отдельные хозяева квартир отказывались принимать у себя дома вчерашних желанных гостей – как бы чего не вышло. Но молодость, бесшабашность брали свое. По истечении стольких лет имею право утверждать: победили те, кто не изменил себе, более того, нашел силы и такт простить тех, кто предавал.  Думаю, время всех рассудило. А посвятил я этой аномалии человеческих отношений  пару абзацев после розговора  на одном из украинских фестивалей  уже современной поры. Оказывается, молодые ребята  и понятия не имеют, что творилось в том же Киеве в 70-80-е годы вокруг движения КСП. Какой ценою люди отстаивали право петь, что хотят, оставаться верными своим представлениям  о  добре и зле, чести и бесчестии. Как бы напыщенно это не могло показаться  сейчас, полагаю, об этом не стоит забывать.


Яркий пример – когда в 90-е песню начали делить по языкам (русскоязычная, украиноязычная), появились снова «наши и не наши». Снова обиженные на судьбу (или заказные?)  авторы разного рода статеек надавливали на знакомые рычаги национальной принадлежности, непрофессионализма и т.д. Значит, жив курилка, и  дело не в советском режиме, а в несовершенной природе человеческой. Кстати, я в свое время полюбил этот жанр за его несовершенство. За возможность соучастия и сотворчества с тем, кто “у микрофона”. О неприятии всеобщей правильности, в смысле “лакированности” стихов и песен однажды мне написал Дима Кимельфельд в армию: “нельзя скапку загнать, чтобы взяло за живое”.    


В статье «Дима, Валера, Илья, ты и я» для журнала «Люди и песни» я попытался описать  всю нелепость борьбы системы с теми, кто хотел загонять эти скабки, пытался петь под гитару свои любимые песни и быть самим собой.  Думаю, при сегодняшней как бы вседозволенности и пофигизме со стороны так называемой власти, ситуация далеко не проще. Если не наоборот. Но это отдельный розговор. Просто в какой-то момент сказал себе, что нужно всегда быть готовим (особенно это тяжело дается, если не востребован).  О способности быть готовым в нужный момент – это, кстати, любимый девиз Нильса Бора. Ну, и мой тоже.


Помню, где-то в 1984 году, когда у нас с Игорем Жуком был общий концерт в Москве, мы повезли авторитетному журналисту Вайнонену свежевышедший тогда скандальный заказной газетный материал «Киевские барды, кто они?»  Потом в журнале «Журналист» вышла его реплика «В непозволительном тоне». Нам же с  Игорем, послушав концерт,  Вайнонен сказал: «Ребята, пишите свои песни, как писали. Это и есть ваша позиция по отношению к тем, кто вас обливает грязью».       Я за эти годы для себя сделал главный вывод: что бы ты не сочинял – лирику или юмор, нечто историческое или социально острое, главное не фальшивить. На свои ли стихи, на чужие ли.


За несколько десятков лет я произвел на свет несколько десятков песен.  В основном получалось на  поэзию других авторов – Юрия Левитанского, Юрия Ряшенцева, Юнны Мориц, Давида Самойлова, Олега Чухонцева, Ивана Жданова, Леонида Филатова  и других поэтов. Есть несколько песен, где являюсь, так сказать, полным автором. И,  конечно же, особняком стоят песни на стихи Дмитрия Кимельфельда.  Некоторые из них стали популярны среди киевлян и, как потом оказалось, не только. Отдельные песни входят в репертуар исполнителей, живущих в Украине, России, Германии, США, Израиле (есть их диски с конкретными примерами).
Впоследствии авторитетнейший  московский знаток жанра Ролан Шипов включил песню на мою музыку и стихи Д. Кимельфельда «С каждым вдохом» в антологию авторской песни «Наполним музыкой сердца» (М., «Советский композитор», 1989 г.).  А в Антологию бардовской песни «100 бардов, 600 песен»  (М., «Эксмо» 2008 г.) в раздел о Диме Кимельфельде добавил  еще одну  - «Вечереет. В доме тишь и запустенье». Включена «С каждым вдохом» также в Антологию авторской песни под редакцией поэта Д.А. Сухарева (сборник «Бардовские песни. Из золотого фонда авторской песни». Москва, 2005 г.).  Однажды  меня порадовал петербуржец Заир Рудер, поместивший наши с Димой песни «Вот забава, так забава» в диск «Пиратские песни ХХ века», а «Экскурсовод был говорлив»  – в по-своему знаковый диск «Честь тебе, Петербург».


В 80-е годы Д. Кимельфельд предложил мне написать песни специально для  спектакля по пьесе «Предел спокойствия» (Киевский Театр русской драмы им. Леси Украинки). И мы это сделали. Таким же образом наши песни появились в спектакле  «Песенка о любви и печали» (Театр драмы и комедии на Левом берегу). А вот о том, что мои песни звучат в спектакле «Триптих для двоих» (театр «Колесо» на Андреевском спуске),  узнал лишь тогда, когда лично некоторое время принимал в нем участие в образе уличного певца, исполняющего собственные сочинения под гитару («Мимо рощ и домов, мимо лиц и стекла…», «Вот и снова коричневый пес…», «Они проснулись по утру…»). Сначала в этом спектакле были заняты мои хорошие знакомые Михаил Народецкий (ныне живет в Израиле), Илья Винник (живет сейчас в США).


Но, пожалуй, самой дорогой наградой за совместно нажитый песенный багаж для меня стала многолетняя дружба с Дмитрием Кимельфельдом и его главным соавтором Валерием Сергеевым, на песнях которых вызрел и прозрел.
Вообще, благодаря песне узнал много прекрасных людей, обрел много друзей. Не будь гитары, этого бы не случилось.  


- В начале 80-х открыл для себя бардовский лагерь Барзовка под Керчью. Мы впервые вошли в него вместе с Сашей и Аленой Цекало, Мариной и Димой Тупчиями. Даже ни в каких барзовских летописях не будучи упомянутым, для себя точно знаю, что какую- никакую строчку вписал в ее историю.

- В первой половине 80-х, в годы реакции группа авторов и исполнителей объединилась, давая концерты в различных организациях Киева.  Логичным завершением этого процесса стало открытие Клуба авторской песни на Московской площади, собиравшего на свои концерты полные залы и на какое-то время ставшего одним из центров киевской авторской песни.  Особо хочется вспомнить Николая Чернявского, Елену Рябинскую, Игоря Жука, Володю Харченко, Валеру Федорова…

- В 1986 году костяк КСП «На Московской площади» стал проводить регулярные выезды с концертными программами в Чернобыльскую зону; с нами ездили туда Илья Ченцов, Володя Каденко, Семен Кац.

- В 90-е годы вместе с Николаем Чернявским и Тимуром Бобровским запустил Бардмарафон киевских авторов в Музее истории Киева; считаю, это было сделано вовремя и дало свой импульс.

- В те же 90-е вместе с Ниной Ромащенко и Володей Харченко придумали песенное объединение ХАРОСЕ (Харченко, Ромащенко, Семенов); Особенно запомнилось, как для собравшихся в тюремном музейном каземате устроили третье отделение-застолье. Это дорогого стоило.

- В 2000-е годы провел уникальную Церемонию «Самые заметные события в жанре авторской песни г. Киева», к сожалению, пока единственную;

- В начале 2000-х в течение нескольких лет был участником проекта «Песни нашего Человека». Хотя с названием проекта не согласен. Но во имя выполнения общей задачи и сохранения коллектива, доучаствовав до завершения работы над  диском, который стал образцом дисциплинированного хорового исполнения в жанре авторской песни. В частности, коллективного прочтения произведений киевских авторов В. Каденко, Д. Келова, И. Ченцова, Н. Ромащенко, Н. Лисицы, С. Каца.
Помимо участия в различного рода фестивалях, сольных или совместных концертах в Москве, Санкт-Петербурге, Казани, Харькове, Одессе, Керчи, Твери, Нижнем Новгороде, Ульяновске, Риге и других городах, довелось четырежды гастролировать в США  (+ Торонто), однажды в Германии и дважды в Израиле. Итогом одной из израильских поездок стал цикл «Иерусалимский дневник» по стихам Д. Кимельфельда, которые могли просто напросто кануть в бездну.


Самая свежая совместная с Д. Кимельфельдом работа 2010 года – диск «Киевлян не бывает бывших»  по мотивам виртуального песенного спектакля «Прогулки с Паниковским», где ассоциативно присутствует творчество Гоголя, Булгакова, киевские фрагменты биографий Анны Ахматовой, Александра Вертинского, Осипа Мандельштама, Виктора Некрасова, авиатора Петра Нестерова, футбольного тренера Валерия Лобановского, литературных персонажей Михаила Самюэлевича Паниковского, Свирида Голохвастова «собственной персоной»  и других. Об этой работе можно сказать словами Виктора Ерофеева: «Все персонажи… выдуманы, включая реальных людей и самого автора». В процессе подготовки находится ее интернет-версия.
Продолжаю постоянно черпать вдохновение в стихах из поэтических сборников, журнальных подборок, Интернета.  По возможности разрабатываю киевскую «поэтическую жилу» (поэзия Р. Кофмана, Б. Марковского (ныне живет в Германии), И. Карпинос, А. Зараховича, Д. Каратеева, А.Кабанова и др.).  


Написав о себе и кое-что высказав по теме, действовал исключительно по принципу: если не я о себе, то кто же тогда расскажет!

                                                                                
Владимир Семенов, г. Киев
Теги: Семенов
Комментарии (2)
Дмитрий Кимельфельд # 4 сентября 2010 в 09:09 +1
Отлично написано!Д.К
Николай Почтовалов # 15 октября 2010 в 13:37 0
И рассказал очень даже хорошо! Спасибо! Это - литература!


ОБЪЯВЛЕНИЯ:
|
[an error occurred while processing the directive]