Моя маленькая жизнь

На листочке на осеннем
я лечу - совсем рассеян
и бездумно откровенен,
будто бы опять влюблен…
Будто бы хранитель тайны
был сегодня просто крайним,
да, и я – какой-то странник –
из миров каких-то… клон…
Сплю, но… почему-то слышу,
будто кто-то рядом дышит…
Может этот кто-то… свыше?...
Чрезвычайно сладкий сон…

Только ветер за спиною,
только сердце что-то ноет…
знать… знакомлюсь я с женою
и опять… в нее влюблен!!!

Положите меня в незабудки,
чтобы в них не забыть до рассвета,
что еще не закончилось лето
и до осени целые сутки;
чтобы выпить всю жизнь без остатка,
чтоб на донышке солнце блестело,
чтоб душа не ворчала, а пела,
чтобы жить, а не строить догадки.

Провинциальная, - до   боли, - тишина:                  
Почти зима, почти  весна, почти  что лето…  
Почти что осень, - все четыре есть куплета,                  
А песни - нет… Поди, - провинция грешна…  

А я живу неброско и смиренно –                                  
Провинциальный, но – российский гражданин…        
Я не ломал судьбу через колено,                                  
В пылу выскакивая из своих штанин…                  
Мне так хотелось – быть всегда в порядке,                    
Но, чтоб - не выбиваясь из последних сил…                
Я был, конечно, у страны - в остатке,                            
Но и судьбой своей ее быть не просил…                          

Я сплю спокойно… Только на рассвете -                          
Уже лет десять нарушаю свой покой,                      
Чтоб на вопрос единственный ответить:                        
Вопросы-то моей провинции - на кой???        
Но в тишине рассветного молчанья                              
Вопрос всегда висит в бездонной пустоте…                      
А в подсознанье - не слова, - мычанье:                            
Мы – тоже граждане, но, кажется, - не те…              

Глубинка тянет лямку на пределе,
И у нее уже давно вопросов нет…
В России все портянки пропотели,
И душно жить во лжи пропитанной стране…
Но нам с тобой, глубинка, нет замены…                
В провинциальности - такая чистота, -                      
Что  не дождешься от нее измены, -                            
Пустые хлопоты… - Не снять ее с креста…  

Провинциальная, - до   боли, - тишина:                                    
Почти зима, почти  весна, почти  что лето,    
Почти что осень, - все четыре есть куплета,                  
А песни - нет… А песня – есть…
А песни – нет… А песня – есть…
Она в России – просто не слышна.

Тише, тише, - говорите тише…
кому надо, тот услышит,
только бы да Богу в уши, -
не хочешь, - не слушай.

Было, было, - только с ветром стылым
улетело, - сердце ныло
от неведомой тревоги –
короткой дороги.

Было лето, только осень где-то
ждет-пождет, но нет ответа…
и строка неумолимо
пролетает мимо.

Тише, тише, - говорите тише:
это наши души дышат…
Жить бы нам не одиноко
до самого срока.

Мы так жадно мечтали:
Вольным ветром лететь.
Но при жизни застали -
Только верную смерть.    

А дорога до смерти,
Как в бреду, коротка.
Нас на вертеле вертит
Чья-то злая рука.            

Затерялись могилы
По лесам - без дорог.
Жизнь давно научила
Слышать грохот сапог.    

По костям, как по трапу, -
Своих жизней не жаль, -
Мы идем по этапу:
Собирать урожай...

Смолчит испуганная осень
И вмерзнет в зиму без труда,
Свои одежды в поле сбросив,
Оставив капельки стыда…
И я войду с осенней грустью
В замерзший сад моих надежд.
Назад, конечно, не вернусь я,
Устав от окриков невежд.

На тройке – весело и споро –
Промчусь по снежной колее
И, потеряв на льду опору, -
Очнусь в весенней полынье…
Сожгу в костре охапку листьев,
Согреюсь, и – за солнцем вслед -
С букетом неуемных мыслей
Пойду встречать с тобой рассвет.

А днем – негаданно, нежданно:
Нальется вишня – вся в соку…
И лето, - как всегда желанно, -
Изгонит из души тоску.
Открою окна, – жарко в доме…
А за окном – дожди висят.
И осень в мутном небе тонет –
Уже полсотни лет подряд.

Когда в окно заглянет лето,
Заполнив комнату теплом, -
Весна потребует ответа:
Откуда лето принесло?
А мы ответим откровенно:
Не знаем, но – сомнений нет,
Что лето просто неизменно
Приходит много, много лет…

Когда осенними дождями
Зальет сентябрь весь белый свет,
А лето песенку затянет:
Откуда вдруг осенний след?
А мы ответим откровенно:
Не знаем, но – сомнений нет,
Что осень просто неизменно
Приходит много, много лет…

Когда за окнами завьюжит, -
От осени вопросов жди:
Где листья желтые и лужи,
И где осенние дожди?..
А мы ответим откровенно:
Не знаем, но - сомнений нет,
Зима ведь тоже неизменно
Приходит много, много лет…

Когда с весеннею капелью
Зимы вопросы прилетят:
Откуда эти март с апрелем?.. -
Нам ночи длинные простят,
Что мы ответим откровенно:
Не знаем, но - сомнений нет,
Весна ведь тоже неизменно
Приходит много, много лет…

Загрустил казак по воле:
Не блестят глаза в ночи, -
Видно, выжженное поле
За околицей молчит…
В тишине станицы сонной
Тяжелеет голова…
В небе звездном и бездонном
Затеряются слова:        
Воля-волюшка…
Чисто полюшко,
Позови к себе, успокой.
В радость и в беду
Я к тебе приду,
Если не уйду на покой.

Горе с болью вперемешку:
У беды свое лицо.
Под орлом российским решка:
Не успело письмецо.
Мать-земля ответит стоном, -
Только пуля и права.
В небе звездном и бездонном
Затеряются слова:                  
Воля-волюшка…
Чисто полюшко,
Позови к себе, успокой.
В радость и в беду
Я к тебе приду,
Если не уйду на покой.

Казаку до слез обидно:
Шашка в ножнах на ковре, -
Не нужна России, видно:
Рак не свистнул на горе.
Спи, казак, за тихим Доном.
Русь пока еще жива.
В небе звездном и бездонном
Затеряются слова:
Воля-волюшка…
Чисто полюшко,
Позови к себе, успокой.
В радость и в беду
Я к тебе приду,
Если не уйду на покой.

Ночи белые не гаснут -
     Прогуляться не опасно:
     Город спит, но все он видит,
     Никого он не обидит.
     Ночи дней на миг длиннее,
     Но люблю я их сильнее!
                                  
     Звезд на небушке не видно,
     Но нисколько не обидно.
     Город рвет туманы в клочья:
     Точек нет, - есть многоточья...
     И волна ласкает камень... -
     Город наш гуляет с нами.
                            
     Он молчит, но с нами дышит.
     Вы, ребята, пойте тише:
     Он услышит, хоть и старый.
     Каблучки по тротуарам
     Звонко цокают… - Не спится
     Бывшим школьным ученицам.
                      
     Провожают свое лето,
     Ждут от города совета...
     Не сердитесь на молчанье, -
     Это вам в любви признанье.
     Поклонитесь ему в ноги:
     Он вас любит, хоть и строгий.

     Ночи белые не гаснут -
     Прогуляться не опасно:
     Город спит, но все он видит,
     Никого он не обидит.
     Ночи дней на миг длиннее,
     Но люблю я их сильнее!

Неделя пятницею встанет -
А в сумке веничек лежит,
Ведь баня – даже ночью манит,
И мне без бани не прожить!
Охай! – Не охнуть!
В баньке не засохнуть!
Веничек березовый запарь…
Охай, не охай… -
Не жалеет Леха:
Банька-то по-черному, как встарь.

В парной, как в утреннем тумане,
И только веничек визжит…
Ведь баня в жизни не обманет,
И мне без бани не прожить!
Охай! – Не охнуть!
В баньке не засохнуть!
Веничек березовый запарь…
Охай, не охай… -
Не жалеет Леха:
Банька-то по-черному, как встарь.

И можно окунуться в ванне,
Без пара - жить и не тужить…
Но баня – даже ночью манит,
И мне без бани не прожить!
Охай! – Не охнуть!
В баньке не засохнуть!
Веничек березовый запарь…
Охай, не охай… -
Не жалеет Леха:
Банька-то по-черному, как встарь.

Кому-то можно и без бани:
В нем банный дух давно изжит…
Меня же баня - просто манит,
И мне без бани не прожить!
Охай! – Не охнуть!
В баньке не засохнуть!
Веничек березовый запарь…
Охай, не охай… -
Не жалеет Леха:
Банька-то по-черному, как встарь.

Мне бы в этой круговерти обрести покой.
Мне бы в жизни, да и в смерти - не болеть тоской.
Мне б на краешке Земли обустроиться, -
Чтоб жена могла чуть-чуть успокоиться.
Мне бы солнышка в семье, - хоть за тучами.
Мне б такие видеть сны - да, чтоб не мучили.
Мне б на краешке Земли обустроиться, -
Чтоб жена могла чуть-чуть успокоиться.
Там, на краешке Земли, - не валяются в пыли
Честь и верность, как на паперти копеечка.
Там - покой и тишина. Там бы - верила жена,
Что наладится и в жизни помаленечку.

Мне бы сыновей своих - да не в солдатики, -
Пусть бы лучше послужили математике.
Мне б на краешке Земли обустроиться,
Чтоб жена могла чуть-чуть успокоиться.
Мне бы жить в ладу со всеми, чтоб не каяться.
Мне б дышать весенним ветром и не маяться.
Мне б на краешке Земли обустроиться,
Чтоб жена могла чуть-чуть успокоиться.

Но летят деньки-денечки неразборчиво,
И судьба моя - подружка - не сговорчива...
Мне на краешке Земли - не пристроиться,
И жене моей вовек - не успокоиться.
Ну, хоть бы - горсточку земли,
Где не валяются в пыли
Честь и верность, как на паперти копеечка.
Я бы в душу к вам не лез. –
Был бы видимый прогресс,
И наладилось бы в жизни - помаленечку.

А на том на бережочке
ходят-бродят песен строчки:
и грустят и веселятся,
и поэтов не боятся.

А на этом бережочке
все болота да все кочки,
нету для души простора:
каждый первый, - нету вторых.

А промежду бережочков
наши общие годочки,
и не надо, братцы, спорить:
чья же радость, чье же горе.

Речка бурная уносит
лета, зимы, весны, осень…
Я загадывать не стану:
то ли поздно, то ли рано.

так пускай на бережочке
ходят-бродят песен строчки,
и грустят, и веселятся,
и поэтов не боятся.

Странно все: пустые ночи,
дни без мира и тепла,
сутки - будто между прочим,
и любовь безумно зла,
и в стакане без остатка
растворяются мечты…
Как душа до водки падка –
водку пьем и я, и ты,
только я без остановки,
вне закона, вне причин;
трезвый я почти что кроткий,
пьяный – первый из мужчин;
не в дугу сухая глотка,
промочить ее всегда
лучше не водой, а водкой,
чтобы не было стыда
за поруганное счастье,
за твои глаза в слезах,
чтобы смог всегда украсть я
свой и твой извечный страх…
Я почти устал от злости,
рвусь на части от тоски…
Ну, до встречи на погосте.
Пью последние деньки.
Странно все: пустые ночи,
дни без мира и тепла…
а душа промежду строчек
не дышала, но жила.

Лежу в постели, как в нирване,
речным весенним топляком:
расслаблен и немного странен,
с собою будто незнаком;
и в темноте с табачным дымом
вдыхаю бренность бытия…
не бренность же – проходит мимо,
и только простыни хрустят….

Стук в дверь, а я его не слышу, -
не пьян, не болен, не дурак,
но слышу чей-то голос свыше,
как будто в потолке дыра.
А мысли - к черту эти мысли,
их уже некуда девать:
в табачном дыме мысли виснут,
не опадая на кровать.

Сопит жена, не раздражая…
Рассвет в окно. Бессонна ночь.
Кого-то… что-то…. я … рожаю…
и только некому помочь.

Снег снаружи и внутри:
слякотно и сыро…
Пел на улице старик, -
не согласный с миром…

Пел о чем-то о своем,
задирая  брови;
было все свое - при нем, -
было бы – здоровье…

Между строчками вдыхал
впалой грудью воздух
и рычал в своих стихах,
раздувая ноздри…

Выл отчаянно и зло
и хрипел, и плакал,
будто жизнь – кому назло -
положил на плаху…

А в округе – как внутри:
слякотно и сыро…
Пел на улице старик, -
не согласный с миром…

Были мы когда-то молодыми,
не сулило времечко беды мне,
и сердечко билось без натуги,
и в душе не угасали угли…

Но все время учили:
Не ходи далеко,
не летай высоко…
Не руби ты сплеча, -
чтобы снова начать…

Не беды бы мне да не горя бы,
только не сбежать, видно, от судьбы…
Допекло… и некому жалиться?
Не успел пожить, - уж состарился…

Но продолжали учить:
Не ходи далеко,
не летай высоко…
Не руби ты сплеча, -
чтобы снова начать…

Раскричались да расплакались мы,
зарекались от тюрьмы да сумы,
но кому ж еще, ежели не нам,
да раскапывать эту жизнь до дна???

Все равно учили:
Не ходи далеко,
не летай высоко…
Не руби ты сплеча, -
чтобы снова начать…

Были же когда-то молодыми,
не сулило времечко беды мне,
и сердечко билось без натуги,
и в душе не угасали угли…

Никого не слушай:
Ты ходи далеко,
ты летай высоко…
и руби ты сплеча, -
чтобы снова начать…

Зима… Уныло и… темно…
В пространстве – замкнутом и стылом, -
как облачка, - колечки дыма
плывут в замерзшее окно…
Как будто вечность - замерла
в столетних половицах пола…
Я – к этой вечности приколот:
жизнь, как и комната, - мала…

Зима… И в липкой тишине -
ворчать не прекращает теща…
С ворчаньем жить, наверно, - проще
Моей простуженной стране…
И голоса – едва слышны, -
как на заброшенном погосте:
дожди перемывают кости…
Они безропотно грешны…

Зима… Простуженный и злой,
хрипатый голос только жальче…
А в зеркале - уже не мальчик…
Увы, и тут не повезло…
И в комнате опять – темно…
В пространстве – замкнутом и стылом, -
моя душа - колечком дыма -
плывет в замерзшее окно.

В стакане ложка дребезжит,
луна качается в окне,
в вагоне пол всегда дрожит,
как все дрожит в моей стране…
А я на полочке второй
лежу, подрагивая в такт,
и жизнь мне кажется игрой,
в которой все совсем не так…
Но ложка все же дребезжит
в стакане, видно, - неспроста:
все ж хорошо на свете жить,
и даже – с чистого листа.

Была ли моя музыка?..
Не ждали и не верили…
А я – дежурным узником –
смирился и с потерями…
и плакал, слез не ведая,
тонул в пучине памяти,
и сердце не безвредное
не запускало маятник…
и звуки запоздалые
покалывали вечностью…
а то – любовью шалою
в обмотках скоротечности…
Была ли моя музыка?..
Не знаю… жду распутницу…
Живу дежурным узником
и думаю, что сбудется…

Мне, бездомному, не сладко
Жить на этом белом свете:
Сам себе кажусь загадкой,
Будто черт меня пометил.
Ветер все в лицо да в душу,
Дождь за шиворот без меры…,
Ночью, будто кто-то душит, -
Видно, - я уже не первый…

Мне бы чистыми руками
По щеке тебя погладить;
Мне б со свежими носками
Жизнь семейную наладить...
Мне бы спать в своей кровати
В теплой комнате у стенки,
И всегда, - пускай некстати, -
Твои чувствовать коленки…

Мне бы многого хотелось
В этой жизни безутешной:
Чтоб душе пилось и пелось, -
Без усилий и неспешно;
Чтобы звездочка в окошко,
Чтобы дети и внучата,
Чтоб удачи хоть немножко
Да бутылочки початой…

Я бы жил на всю катушку,
А сегодня - в жизни тесно,
на глоток осталось в кружке…
Вот и… кончилася… песня…

Ущипни меня слегка,
Чтоб удачу не прошляпить…
Так и тянется рука -
жизнь, нечаянно, - облапить.
Черным по белу скачу
и смеюсь, и рвусь, и плачу…
Мне бы – старому хрычу –
жить – немножечко иначе…

Мне бы – пить английский чай
в тихом садике тенистом,
и вдвоем с собой молчать,
представляяся – артистом…
Мне б – дышать не глубоко,
оставляя чуть – на коду,
и дешевым табачком -
не загаживать природу…

Мне бы – жить с тобой в ладу,
не ворчать в ответ потомку,
и всегда иметь в виду:
можно петь, но, чур, - не громко…
Доля, может быть, - горька…
Хоть ее бы не прошляпить…
Так и тянется рука -
Жизнь, нечаянно, - облапить…

Осень, снег… и никому нет дела,
что душа, отдельная от тела,
то взлетает, то опять садится,
будто кем-то раненая птица…
С телом жить она сейчас не может:
пробежит мороз по тонкой коже -
и она от тела отлетает…
Дай ей Бог снежинкой не растаять…

В тишину облаков залетает не каждая  птица,                  
И не в силах она этим правом со мной поделиться,
Но смогу я и сам оказаться в заоблачных далях:
Далеко, далеко, далеко от тоски и печали,
И парить в облаках над  лесами, полями, домами,
И дымком исчезать над зажженными вами кострами.

Разбужу облака и нарушу пустое молчанье,
За летящей звездой за тебя загадаю желанье:
Чтобы реки текли, чтоб леса и поля зеленели,
Чтобы в жизни своей вы ошибки исправить успели...,
Чтоб парить в облаках над лесами, полями, домами,
И дымком исчезать над зажженными вами кострами.

Буду вместе с луной, может быть, я в ночи третьим лишним
И кричать в небесах просто так, от души – по-мальчишьи,
И листвой шелестеть, ветерка направленье меняя,
И безудержно петь, капли дождика сверху роняя,
И парить в облаках над  лесами, полями, домами,
И дымком исчезать над зажженными вами кострами.  

В  тишину облаков залетает не каждая птица,                  
И не в силах она этим правом со мной поделиться,
Но смогу я и сам оказаться в заоблачных далях:
Далеко, далеко, далеко от тоски и печали,
И парить в облаках над  лесами, полями, домами,
И дымком исчезать над зажженными вами кострами…

Пароходик, пароходик
Уплывает, уплывает…
Только кажется, что – вроде –
Где-то музыка играет,

Ведь на палубе - оркестрик,
И смычку, и скрипке тесно…
Улыбается маэстро, -
Уж ему-то все известно…

Это – странный пароходик, -
Может, - нет его на свете…
Солнце всходит и заходит,
И поет счастливый ветер,

Ведь на палубе - оркестрик,
И смычку, и скрипке тесно…
Улыбается маэстро, -
Уж ему-то все известно…

Проплывает пароходик
По волнам моих желаний…
Жизнь приходит и уходит:
Среди встреч и расставаний, -

А на палубе - оркестрик,
И смычку, и скрипке тесно…
Улыбается маэстро, -
Уж ему-то все известно…

Пароходик, пароходик
Уплывает, уплывает…
Только кажется, что – вроде –
Где-то музыка играет,

Ведь на палубе - оркестрик,
И смычку, и скрипке тесно…
Улыбается маэстро, -
Уж ему-то все известно…

Если бы черными днями покорно
Небо спускалось мне пледом на плечи,
Если бы двор мой неведомый дворник
Мел неустанно в простуженный вечер…

Если бы ветер все желтые листья
Выдул из города осенью стылой,
Если бы слал ты мне тысячи писем, -
Я бы тебе все, наверно, простила…