Блог

Муз.Б.Вернова

Надо ехать, надо ехать
Говорят со всех сторон
Что, мол, толку - ахать, эхать
На столбах считать ворон
Наказание господне, или перст судьбы висит
На еврейский нос сегодня
Как на сахар - дефицит.

Эмиграция, эмиграция
За моря, за океаны едет нация.

Позабыв про все интриги, про карьеру и кефир
Из кармана вынув фиги прут носатые в ОВИР
Собираясь в путь неблизкий
Лечат насморк и гастрит
Учат умные английский
Учат мудрые иврит.

Эмиграция, эмиграция
За моря, за океаны едет нация.

Одурев от упаковок, населенье входит в раж
Под шальной мотив семь сорок
Сплошь скупили трикотаж
Веря в страшные приметы
Стонут граждане - "Горим!"
И меняют партбилеты
На один - в Иерусалим!

Муз.В.Семёнова

Мадам, душа моя как темное ущелье.
Я вам звоню, что б попросить у Вас прощенья.
И если я не говорю сейчас Вам - "Здрасти"
Лишь потому, что я пылаю весь от страсти.
Сегодня утром повстречав Вас в вернисаже.
Я видел сердце Ваше бьющимся в корсаже
Вы улыбались с нежной бледностью в лице.
Меня сразив как насекомое ЦЕ-ЦЕ.

Когда стояли Вы опершись на колонну.
Вы мне напомнили Брокгауза с Эфроном.
И если б граф Толстой не был вегетарьянцем.
Он насладился б Ваших плеч нежнейшим глянцем.
Я повторять готов знакомым неустанно.
Вас нехватает на полотнах Левитана.
И я клянусь для Вас Тургеневу назло.
Пустил бы по ветру Дворянское гнездо.

Без Вас я пуст как ужасающая бездна.
Пусть многих дам любил и даже безвоздмездно.
Они шептались обо мне не без причин.
Мир не видал еще вовек таких мужчин.
Чтоб облегчить мои страданья хоть на вечер.
Мадам, прошу не откажите мне во встрече.
Боюсь нескромным показаться Вам Моншер.
Мою судьбу Вы осветили как торшер.

Я настоятельно прошу Вас быть потише.
Не то нас муж сейчас за покером услышит.
И хоть и я еще ни в чем не виновата.
Меня убьет он как Тагор Рабиндронату.
Хочу сказать, мне ваша речь небезразлична.
Но все должно конечно выглядеть прилично.
А темперамент Ваш как смерч в меня влетел.
И раздирает душу вместе с декольте.

Оставьте ж Вы свои замашки солдафона.
Я не могу весь день торчать у телефона.
Повесьте трубку дайте станции отбой.
Не то не знаю, что я сделаю с собой.

Мадам, меня качает словно на качелях.
Достойны Ваши персты кисти Ботичелли.
И если я смогу уснуть, то мне приснится.
Ваш антураж по оба края поясницы.

Должны Вы чувствовать любовь, моя мимоза.
Ее не выразить стихами Берлиоза.
Клянусь я Вам уже я мысленно раздет.
Так назначайте же скорей когда и где.
Но если ваш отказ глухой и негуманный.
Меня убьет, как паровоз зарезал Анну.
Я буду пить Абрау-Дюрсо три дня подряд.
И Третьяковку подожгу как Герострат.

Угомонитесь же Вы так нетерпеливы.
Что вызываете в душе моей приливы.
Но я не склонна к безрассудным авантюрам.
Хоть и имею безупречную фигуру.
Конечно муж меня не любит и, о Боже.
Не посещал уж год супружеское ложе.
Но я всецело неприступна и строга.
И не позволю на него одеть рога.

Я заклинаю Вас от имени прогресса.
Не поступайте же со мною как агрессор.
Не то клянусь, что я не выдержу атак.
И распущу корсет как крепость белый флаг.

Ну наконец, мадам, нельзя терять мгновенья
Я отыщу местечко для уединенья.
Поедем за город в моем автомобиле.
И припаду я к Вам как царь Самсон к Долиле.
Мое авто придет за Вами с черным верхом.
Мы разразимся в нем любовным фейерверком.
Потом мой торс и ваш божественнейший стан.
Соединим как пролетарии всех стран.

Кладу я трубку но прощаться нету мочи.
Я трепещу весь в предвкушеньи этой ночи.
Сорвите ж с губ своих, мадам, Оревуар.
И не забудьте про прозрачный пеньюар....

Муз.В.Сергеева

Галицкий, Вы мне нравитесь ужасно,
Особенно - Ваш рыжий конь Пегас.
Я Вас люблю безудержно и страстно,
Но только дуб и сено не для нас.

Прошу Вас, Ваша честь, я женщина не слабая,
Но Вы поймите, граф, - графиня, а не баба я!
Но Вы поймите, граф, - графиня, а не баба я!

Галицкий, лучше дуй ко мне в усадьбу
На серо-буро-пегом вороном.
Вы вроде намекаете на свадьбу...
Я Вас люблю, скачите ж напролом.

Прошу Вас, Ваша честь, вези с собой шампанское,
Не то усохну я, как племя африканское.
Не то усохну я, как племя африканское.

Галицкий, я слыхала о дуэли...
Другой бы так наверное не смог:
С трех метров не попасть по крупной цели
И прострелить свой фирменный сапог.

Прошу Вас, Ваша честь, скачи ко мне в имение,
Сама я залижу случайное ранение.
Сама я залижу случайное ранение.

Галицкий, приезжайте лучше трезвым,
А впрочем, ничего и под хмельком.
Мне важно, чтоб со мной Вы были резвым,
Как Ваш Пегас, который всем знаком.

Прошу Вас, Ваша честь, штурмуйте расстояния,
А то - ни встать, ни сесть, как в зале ожидания.
А то - ни встать, ни сесть, как в зале ожидания.

Муз.В.Сергеева

Отчеканила осень золотые монеты,
Со своими долгами расплатилась сполна...
Как же мне расплатиться за себя и за лето?            
Земляничным полянам лишь известна цена.              

Дождь бросает монетки - он играет в чет-нечет,
И ему безразлично, кто здесь трезв, кто здесь пьян.
Дождь играет ва-банк, он чертовски беспечен,          
А я вечный должник земляничных полян.                

Из янтарной смолы ветер вырезал клены,
А потом все разбил, словно старый буян,
И застыл пустотой, как огнем ослепленный:            
Он ведь тоже должник земляничных полян.              

Золотой лихорадкой осень нас лихорадит,
Под дожди выгоняет из теплых квартир.
Все мы что-то должны - кто неправде, кто правде,      
Все мы что-то должны потерять и найти.

Муз.В.Семёнова

Ну что ж, вернемся, друг, на поиски удачи.
Выходит, не потух в крови огонь бродячий.
Поднимем паруса, чтоб сотней голодранцев
На палубе плясать Летучего Голландца.
    Пусть дьяволу в наем мы души заложили,
    Но если не помрем - так, значит, будем живы!

Припев: Вот забава, так забава - и весела, и кровава,
       Все смешалось, смерть и слава. Ну, держись!
       Так давай, брат, веселиться.
       В жилах кровь, а не водица.
       Нам с тобой еще сгодится эта жизнь,
       Наша жизнь!

К чему считать гроши, соседям строить куры,
Когда та хороши глаза моей Лауры?
Она мне не верна, но, бог тому свидетель,
Лишь святости нужна такая добродетель.
    А мы, побей нас гром, и в праздники грешили,
    Но если не помрем - так, значит, будем живы!

Припев.

Но выцветут года, как старые белила.
Куда, скажи, куда уходит все, что было?
Судьба, как домосед, свою колоду мечет,
И вот, - иных уж нет, а те, поди, далече.
    Все меньше за столом товарищей служивых,
    Но если не помрем - так, значит, будем живы!

Припев.

Муз.В.Семёнова

Берег моря, хруст песка,
Две травинки у виска,
Узкий след смывают волны,
Полдня черточка близка.
       Рыжий локон над ушком
       Вьется диким петушком,
       Заливается приемник
       Под газетой с пирожком.

А она сидит спиной
Между мною и волной,
Ей не ведомо, что греки
Собираются войной.
       Греки чинят паруса,
       Греки ладят пояса,
       Ой, прольется много крови
       За Еленины глаза.

Сын Приама, удалец,
Звездный знак его - Телец.
У беглянки синеглазой
На запястье семь колец.
       Ах, как ночь была жарка,
       Ни крыла, ни ветерка.
       Тени длинные взлетали,
       Как тягучие века.

Губ вишневых аромат
Был смертелен, словно яд,
И от зависти бессильной
Ночи плавился агат.
       Белоснежная рука
       Чуть касалась завитка,
       И Эоловые струны
       Сон несли издалека.

А потом... А что потом?!
Все, как в веке золотом.
Почитай слепого грека
Сочиненья, третий том.
       Тему вечную сменю.
       Лето все предаст огню.
       А она подходит к морю,
       Моет узкую ступню.

Можно биться об заклад -
Было б только, чем бы –
Страсть приносит результат
Жуткий и плачевный.
Что ж настройтесь на волну,
Дамы и девицы:
Мы расскажем вам одну
Притчу во языцех.

       На лайнере круизном
       К Бермудским островам
       Еще до социализма
       Плыла одна вдова.
       Она скучала вяло,
       Ей опостылел Рим
       И с палубы плевала
       В течение Гольфстрим.

Но судьба на это раз
Ей снесла гостинец:
На вдову поставил глаз
Стройный аргентинец.
И когда косила ночь
На Саргассах травы,
Он вдове решил помочь
Сбросить давний траур

       Вдова уже два года
       Носила свой обет,
       И южная природа
       Рвала ее корсет,
       Когда горя от страсти,
       Он тронул шеншеля –
       То чуть в акульи пасти
       Не прыгнул с корабля.

Поздно понял он увы,
В маленькой каютке,
Что с любовью у вдовы
Очень плохи шутки...
Не пришлось смеяться б нам,
Все б осталось в тайне,
Но их любовь напополам
Развалила лайнер.

         Потом в их желтой прессе
         Писали целый год,
         Что в айсберг в этом рейсе
         Вонзился пароход
         Так в каждой из оказий,
         Сейчас и в старину
         Мы все на бедный айсберг
         Спешим свалить вину.

На их защиту станем
Мы дружеским плечом:
В том,что погиб "Титаник",
Айсберги не при чем!
Но тщательно проверьте,
Срывая в страсти плед,
Что вы пардон, на тверди,
А не на корабле!

1981

Д.Кимельфельд "В те времена"

Это море – песок! Это время – песок! Эти звёзды – песок!
Нильский, жёлтый, хрустящий,
                                    жестокий, сплошной, раскалённый…
Я уже перешёл через реку,
но берег высок.
И обрыв – не обрыв, и вода – не вода.
Выедает глаза пот солёный.


Вот я вижу то место, где берег прорезан морской
грязным, бурым песком.
Только что это было рекой, истекающей в море.
Чтобы сдвинуться с места, всей славы не хватит мирской…
Ах, зачем я стремился
припасть к этой глупой опоре.


Вот в чём дело! Всевышний Вязальщик судеб
нынче создал часы,
две безумные колбы заполнив песками вселенных.
И Тельцы, Водолеи, и Девы, и Гончие Псы
Превратились вдруг в нильский песок
из созвездий надменных.


Но случайно – а может, и нет – Он лишил полюсов
веру, злобу, века,
безрассудство, любовь и забвенье.
Ах, какая вокруг тишина!
Неподвижен песок!
И часы неподвижны и сыты.
Застыли мгновенья…


Есть один только смысл! А снам воплощения нет.
Нет сознанью предела, желаниям нет притяженья.
Он задумал и создал. И даже Моавский рассвет
над горами не всходит, повис.
Смерть движенья.


Да, я – нем, нереален, но как бесконечно богат
тем, что всё превратилось в песок –
                                    всё лишилось порядка.
О, какое блаженство! Так римский легат
проворачивал меч в теле варвара –
жадно и сладко!


Смысл игры – позабыть сопряженье и связи времён,
чтобы все имена расшвырять,
ввергнуть в хаос порядок, достичь первозданного транса,
и забраться в соседский сарай, где валяются древки знамён,
и к тебе прикасаться, пятнадцатилетней,
во мраке сеанса.


Ты придумал игру, да, вот это и вправду игра!
На пиру у Саула мне чашу несёт виночерпий.
А я вижу Гильбоа. И знаю давно, что гора
примет всю мою кровь
после славной атаки вечерней.


Почему же Ты выбрал вот этот невзрачный ручей
в пяти тысячах  стадий
от древних могил Йосафата,
где стоял я, безмолвен, седьмую держа из свечей,
когда Ирод топил Хасмонея, Мирьямова брата.


Ведь я мог очутиться и там, в безымянном лесу,
под роскошными кронами
красных макаровских клёнов
и шептать горячо, оставляя слова на весу,
чтоб упали они в декабре
с крыш продрогших вагонов.


Но случилось, что я нахожусь у реки Александр,
и вокруг меня только пески
да благое ворчанье
позабытой Им божьей коровки, возведенной в сан,
самой Божьей. Резвится она.
                                    Но на крыльцах её крик отчаянья.


Я безумен и счастлив, а сзади два чёрных крыла.
Приближаюсь неслышно
к Москве и сухумским орешкам.
В той таганской кофейне, как славно их в руку брала
та, которую я и не вспомню
в тумане кромешном.


Ты сказал, что мы будем песком. И мы стали песком.
Двадцать тысяч семьсот пятьдесят дней Творенья.
Где-то там целовал я шалфейную кожу над тёплым соском.
Где-то там примерял я фракийских солдат оперенья.


Всё! Я понял, за что это счастье пришло!
У покрытого дюнами русла реки Бейт-Янная
я припомнил две старые строчки…
О Боже, смешно!
Ты мне отдал за это весь мир,
как тогда у Синая.


Да, там были, я помню и кровь, и народ, и песок.
Я просил у Тебя,
что просил – пусть останется немо.
Ты всё отдал сполна –
дождь, крапиву, растущую наискосок
от того бугорка,
за которым качается небо.


И все судьбы мои, непрожитые в жизни земной,
и всю сладость побед,
и всю горечь несбывшихся странствий…
И напомнил, что кровная связь меж Тобою и мной
это только причуда,
песчинка в Твоём первозданном пасьянсе.


Ах, зачем меня грек
поманил в этот чёртов Тайман!
от тебя, Шуламит,
от тебя, моя певчая птичка.
Набатеи с глазами шакалов ведут караван.
И верблюду попалась
ромейской когорты табличка.


Нет, не в бисер игра, а в песчинки игра!
Кровь и плеть.
Оружейная Горка,
толедский костёр,
дым Треблинки.
Жёлтый дарницкий сквер…
Снег и смерть, смех и смерть.
А теперь лишь песчинки, песчинки, песчинки.


Не жалею нигде, никогда, ни о ком, ни о чём.
Реку я перешёл.
Остальное останется сыну.
И ни славой, ни златом, ни даже простым калачом
не заманишь, Давид! О, как холодно мне!
Элохейну! Я стыну, я стыну.


Я сижу в Будапеште. Мне ночью приснилась Лилит,
та, что снилась до Евы.
А море и губы желанны, свежи, первозданны.
Ветер в Буде огромный каштан шевелит.
Завтра будет песок. А сегодня – каштаны.
Сегодня – каштаны.