Борис Косолапов
Поэзии бумага не нужна.
В начале 80-х я впервые попал на слет КСП. То, что происходило вокруг, вполне соответствовало этой аббревиатуре – самодеятельность она и есть самодеятельность. Много пили, было шумно и безалаберно. Пели любимые, но уж слишком запетые песни Окуджавы и Визбора. Ну и конечно много пели себя любимых. Ведь кроме любителей туда съехались многочисленные мало- или совсем непризнанные авторы. Вот такая атмосфера забавной, немного наивной в своих творческих претензиях тусовки. Хотя слова такого в то время еще не существовало.
Вечером к одному из костров подошел высокий, худой, длинноволосый парень. Его хлопали по плечу, ему наливали водку. Он здесь был явно своим. Кто-то попросил : " Юра, спой". Он взял гитару. Я, честно говоря, не очень помню, какая песня была первой. Но то, что было потом, помню до мелочей. Он начал петь вторую песню:
Сегодня день такой, один на целый век,
Ведь в жизни только раз встречается такое ─
Сегодня умер Бог и выпал первый снег,
И это не сулит ни воли, ни покоя.
Эти ощущения я помню до сих пор. В тот вечер я впервые физически почувствовал в полном смысле озноб от звучащего слова.
Когда кто-то попросил Юру спеть что-либо еще, мне это показалось неуместным.
После услышанного не хотелось, ни двигаться, ни говорить. Но он запел. И тут оказалось, что он и есть автор известной и очень популярной песни «Шиповник».
«Жаль, что ты меня не помнишь, жаль, что ты меня не любишь - пять веков назад и пять вперед». «Шиповник» я слышал задолго до этого, но никто не знал имени автора. И вот он сидит передо мной, человек с загадочной и редкой фамилией Лорес.
Для меня именно в этот день пришло четкое понимание того, что так плохо было формализовано и так тяжело проговаривалось вслух. То, что и сегодня многими признается с трудом. Понимание того, что авторская песня далеко не однородна и вряд ли вообще является хорошо определяемым жанром. Не раз писали, что ее отличает искренность, отсутствие фальши, внутренняя чистота, незаштампованный язык. И все же все это еще не означает наличие поэзии. Задушевность и искренность всегда подкупают, но не в этом же магия поэзии! В авторской песне есть поэтически одаренные люди, и есть безусловные поэты. Лорес – из немногочисленных вторых. Встряски подобные той, которую я испытал впервые его услышав, я потом переживал не раз. Прошли годы с того первого вечера, я уже хорошо знал и ценил его творчество. Знал, что он неожиданен и многообразен. Но вот он на одном из концертов впервые поет «Шуламифь». И снова смятение, как и тогда в первый раз. Ты сидишь накрытый этой мощной волной и начинаешь ощущать смысл загадочного слова – откровение.
Несколько лет назад я услышал от вроде бы начитанного человека, актера одного из московских театров, вопрос к сидящему в компании историку: "Слушай, у Куприна Суламифь погибает от руки наемного убийцы. У Лореса Соломон ее оставляет во имя своих грандиозных планов. А где правда, что там было на самом деле?" Бывают же случаи, когда начитанность лучше не проявлять. Да в том-то и дело, что никакой правды нет. Имя Шуламифь вообще упоминается в Песне песней царя Соломона всего лишь один раз. И мы абсолютно ничего об этой женщине не знаем. Все остальное лишь плод фантазии художников. И Куприн, и Лорес создали свои, абсолютно авторские сюжеты, живущие своей жизнью, жизнью произведений искусства.
Однажды мне встретилась любопытная фраза, что Лорес, как и Окуджава не замечен в злоупотреблении злободневностью. Возможно это и так. Действительно «Сегодня умер бог» и «Мария», и «Кастальский ключ» могли бы быть написаны в любом веке. И его «Уроки истории», песня, написанная в разгар застоя, после которой его перестали выпускать на сцену, по большому счету могла бы быть написана в любую иную эпоху. И даже написанное вот прямо сейчас «А меньшинство не строится рядами/ не ходит в ногу и не бьется лбом/ и в большинство никак не попадает/ никак не совпадает с большинством» хотя и выглядит донельзя актуально, на самом деле справедливо в любые времена.
Из этого же разряда «в любые времена» его любовная лирика. Вообще любовная лирика, судя по всему – отмирающий жанр как во всей российской поэзии последних десятилетий, так и в авторской песне. Казалось бы, и сюжета всего два – любовь счастливая и несчастная. И штампов вокруг немеряно. И никакая глубина чувств не может быть интересна, если при этом нет настоящих открытий в языке и стилистике. Лорес делает это блестяще.
И глазами для глаз становясь, и рукой для руки,
Можно зеркальцем быть для луча и для голоса – эхом,
Целиком помещаясь друг в друге, и плачем и смехом,
Мы плывем под водой, на воде оставляя круги.
И отпущена ночь, чтоб друг другу шептать пустяки,
Чтоб не смел я уйти, сделай что-нибудь ложью любой,
Потому что стихи иногда порождают стихи,
Потому что любовь иногда порождает любовь.
Его «Яблоневый спас» и «Фантазия на тему падающей вилки» – воистину шедевры любовной лирики современной русской поэтической песни. Недаром «Фантазию с вилкой» так любят брать в свой репертуар многие исполнители. Хотя вообще-то для исполнителей выходить на сцену с песнями Лореса вещь довольно рискованная. Ведь он сам является виртуозным исполнителем. И здесь я рискну вступить на небезопасный путь рассуждений о том, что это такое. Что такое виртуозная техника скрипача, пианиста, вокалиста, наверное, понятно. А вот что имеется в виду, когда мы это понятие применяем к бардам? Имеется ли в виду техника игры на гитаре? Вряд ли. Великолепных гитаристов в жанре полным-полно. Сегодня на сцены выходят сотни талантливых людей, о технике которых можно удивленно за классиком повторить «…как умеют эти руки эти звуки извлекать». И все-таки, если вам захочется насладиться выдающейся гитарой, вы вряд ли пойдете на концерт бардов. В этом жанре гитара вторична, хоть и украшает его необычайно. Ну и уж тем более речь не идет о виртуозном вокале. Более того, как часто люди с хорошо поставленными голосами и богатым, красивым тембром на корню губят песню, лишая ее всякого смысла. Виртуозность в исполнении поэтической песни кроется в умении работать на смысловом уровне, интерпретировать мысль и придавать смыслу энергию. И тут главным является интонация. Только интонация придает звучащему стиху смысл, только она превращает написанный текст в произведение искусства. И в этом смысле Лорес действительно виртуоз. Он мастер интонации и работает с ней на очень тонких уровнях. Иногда на своих концертах он поет несколько песен других авторов, буквально на пальцах показывая как с помощью интонации можно создавать и преображать смысл.
С ним непросто говорить. Он глубок и несуетлив. Потому задавать вопросы о биографии или о творческих планах было бы нелепо. Мне показалось, что ему есть смысл задать те вопросы, которые зачастую задаем себе или обсуждаем находясь в кругу своих.
– Окуджава и Шаов, Галич и Митяев, Долина и Чикина. Это ведь разные планеты. Принадлежат ли они все одному жанру? Есть ли – естественно, лично для тебя, – твой внутренний критерий жанра?
– Перечисленные тобой авторы принадлежат одному (строго) не жанру, но виду творчества. А разные планеты – это правильно. Бродский и, например, Заболоцкий – тоже разные планеты. Еще разительнее отличие от них, например, Николая Глазкова. Но все это поэзия и поэты. Мы же не говорим об иных качествах, а только о принадлежности. Правда? Плюс слышна преемственность, например, Шаова от Галича и Кима...
– Как минимум первые три поколения бардов не делали написание песен и их исполнение своей профессией. Я говорю не только о физиках, биологах, инженерах. Но даже люди свободных творческих профессий, как Окуджава, Визбор, Высоцкий, Бачурин на хлеб зарабатывали иным: переводами,сценариями, книгами, игрой, картинами. Сегодня же практически все из вас, кумиров 70-х и 80-х, сделали выступления своей профессией. Нет ли здесь определенной опасности? Я имею в виду «стихи не пишутся – случаются». Но если это твоя работа – нет ли здесь насилия над «случаются»?
– Не делали профессией только потому, что не было таких условий в том общественном строе. Все произошло, когда эти условия появились. Но зарабатывание средств к существованию не столько написанием песен до сих пор происходит скорее исполнением их или ведением мастер-классов, то есть не авторской работой, а актерской и педагогической. Доля именно авторских гонораров в этом мала, прожить на них вряд ли удалось бы, как и поэтам, впрочем. И еще, ты зря думаешь, что Высоцкий или Визбор мало зарабатывали именно концертами. Думаю, что концертные заработки у них составляли солидную долю дохода. Высоцкий, пожалуй, концертами зарабатывал куда больше, чем в театре.
– Ты много времени и сил отдал идее театрализации авторской песни. Тут и знаменитый театр поэтической песни и мастерская авторской песни при ГИТИСЕ, которой ты руководил. Так ли все это необходимо авторской песне? Есть стихи и музыка. Есть уши и мозги у слушателя. И есть личность автора. И обаяние личности, которое никакой специальной подготовкой не приобрести. Где в этом ряду ты видишь театр?
– То, чем я занимался, не совсем театрализации. Если основным является именно концерт, то это по театральному, актерско-режиссерскому ведомству, значит, надо обладать соответствующими знаниями и навыками, так же, как и основами стихосложения – сочиняя стихи.
– В последние годы ты непременный член жюри и руководитель творческих мастерских на многочисленных фестивалях. По твоему наблюдению их участников объединяет с бардами твоего поколения только формальное определение – пишут и поют, или же это действительное продолжение традиций поэтической песни?
– В том-то и дело, что традиции постоянно подвергаются попыткам ревизии. Причем, что самое страшное, людьми, зачастую не знающими или не понимающими традиций и смыслов, людьми, принадлежащими, по сути, иным "ведомствам". Преемственность действительно под угрозой. Вплоть до того, что появилось немало людей именно во вроде бы нашей среде, отрицающих ценность,например,творчества Ю.Визбора,а зачастую и вообще всех предшественников. Всех, кто приходит к нам, по старой традиции не принято отталкивать. А вот это, по-моему, зря. Главное понять, что это не вопрос вкуса.