Блог

Если все - и спасенье в ноже,
И хирург с колпаком, -
Лучше, чтоб это было уже,
Чем сейчас и потом.

1971

Целуя знамя в пропыленный шелк
И выплюнув в отчаянье протезы,
Фельдмаршал звал: "Вперед, мой славный полк!
Презрейте смерть, мои головорезы!"

И смятыми знаменами горды,
Воспламенены талантливою речью, -
Расталкивая спины и зады,
Они стремились в первые ряды -
И первыми ложились под картечью.

Хитрец - и тот, который не был смел, -
Не пожелав платить такую цену,
Полз в задний ряд - но там не уцелел:
Его свои же брали на прицел -
И в спину убивали за измену.

Сегодня каждый третий - без сапог,
Но после битвы - заживут, как крезы, -
Прекрасный полк, надежный, верный полк -
Отборные в полку головорезы!

А третьии средь битвы и беды
Старались сохранить и грудь и спину, -
Не выходя ни в первые ряды,
Ни в задние, - но как из-за еды,
Дрались за золотую середину.

Они напишут толстые труды
И будут гибнуть в рамах, на картине, -
Те, что не вышли в первые ряды,
Но не были и сзади - и горды,
Что честно прозябали в середине.

Уже трубач без почестей умолк,
Не слышно меди, тише звон железа, -
Разбит и смят надежный, верный полк,
В котором сплошь одни головорезы.

Но нет, им честь знамен не запятнать,
Дышал фельдмаршал весело и ровно, -
Чтоб их в глазах потомков оправдать,
Он молвил: "Кто-то должен умирать -
А кто-то должен выжить, - безусловно!"

Пусть нет звезды тусклее, чем у них, -
Уверенно дотянут до кончины -
Скрываясь за отчаянных и злых
Последний ряд оставив для других -
Умеренные люди середины.

В грязь втоптаны знамена, смятый шелк,
Фельдмаршальские жезлы и протезы.
Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк,
В котором сплошь одни головорезы?!

1971

Жизнь оборвет мою водитель-ротозей.
Мой труп из морга не востребует никто.
Возьмут мой череп в краеведческий музей,
Скелет пойдет на домино или лото.

Ну все, решил - попью чайку, да и помру:
Невмоготу свою никчемность превозмочь.
Нет, лучше пусть все будет поутру,
А то - лежи, пока не хватятся - всю ночь.

В музее будут объегоривать народ,
Хотя народу это, в общем, все равно.
Мне глаз указкою проткнет экскурсовод
И скажет: "Вот недостающее звено".

Иль в виде фишек принесут меня на сквер,
Перетряхнут, перевернут наоборот,
И, сделав "рыбу", может быть, пенсионер
Меня впервые добрым словом помянет.

Я шел по жизни, как обычный пешеход,
Я, чтоб успеть, всегда вставал в такую рань...
Кто говорит, что уважал меня - тот врет.
Одна... себя не уважающая пьянь.

1971

"Я б тоже согласился на полет,
Чтоб приобресть блага по возвращеньи! -
Так кто-то говорил, - Да им везет!.."
Так что ж он скажет о таком везенье?

Корабль "Союз" и станция "Салют",
И Смерть в конце, и Реквием  - в итоге...
"СССР" - да, так передают
Четыре буквы - смысл их дороги.

И если Он - живет на небеси,
И кто-то вдруг поднял у входа полог
Его шатра. Быть может, он взбесил
Всевышнего.
Кто б ни был - космонавт или астролог...

Для скорби в этом мире нет границ,
Ах, если б им не быть для ликованья!
И безгранична скорбь всех стран и лиц, -
И это - дань всемирного признанья...

31 июня 1971

Я несла свою Беду
                по весеннему по льду, -
Обломился лед - душа оборвалася -
Камнем под воду пошла, -
                 а Беда - хоть тяжела,
А за острые края задержалася.

И Беда с того вот дня
                ищет по свету меня, -
Слухи ходят - вместе с ней - с Кривотолками.
А что я не умерла -
                знала голая ветла
И еще - перепела с перепелками.

Кто ж из них сказал ему,
                господину моему, -
Только - выдали меня, проболталися, -
И, от страсти сам не свой,
                 он отправился за мной,
Ну а с ним - Беда с Молвой увязалися.

Он настиг меня, догнал -
                обнял, на руки поднял, -
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася.
Но остаться он не мог -
                был всего один денек, -
А Беда - на вечный срок задержалася...

1971

Я теперь в дураках - не уйти мне с земли -
Мне поставила суша капканы:
Не заметивши сходней, на берег сошли -
И навечно - мои капитаны.

И теперь в моих песнях сплошные нули,
В них все больше прорехи и раны:
Из своих кителей капитанских ушли,
Как из кожи, мои капитаны.

        Мне теперь не выйти в море
        И не встретить их в порту.
        Ах, мой вечный санаторий -
        Как оскомина во рту!

Капитаны мне скажут: "Давай не скули!"
Ну а я не скулю - волком вою:
Вы ж не просто с собой мои песни везли -
Вы везли мою душу с собою.

Вас встречали в порту толпы верных друзей,
И я с вами делил ваши лавры, -
Мне казалось, я тоже сходил с кораблей
В эти Токио, Гамбурги, Гавры...

        Вам теперь не выйти в море,
        Мне не встретить их в порту.
        Ах, мой вечный санаторий -
        Как оскомина во рту!

Я надеюсь, что море сильней площадей
И прочнее домов из бетона,
Море лучший колдун, чем земной чародей, -
И я встречу вас из Лиссабона.

Я механиков вижу во сне, шкиперов -
Вижу я, что не бесятся с жира, -
Капитаны по сходням идут с танкеров,
С сухогрузов, да и с "пассажиров"...

        Нет, я снова выйду в море
        Или встречу их в порту, -
        К черту вечный санаторий
        И оскомину во рту!

1971

Что случилось, почему кричат?
        Почему мой тренер завопил?
        Просто - восемь сорок результат, -
        Правда, за черту переступил.

Ох, приходится до дна ее испить -
Чашу с ядом вместо кубка я беру, -
Стоит только за черту переступить -
Превращаюсь в человека-кенгуру.

        Что случилось, почему кричат?
        Почему соперник завопил?
        Просто - ровно восемь шестьдесят, -
        Правда, за черту переступил.

Что же делать мне, как быть, кого винить -
Если мне черта совсем не по нутру?
Видно негру мне придется уступить
Этот титул человека-кенгуру.

        Что случилось, почему кричат?
        Стадион в единстве завопил...
        Восемь девяносто, говорят, -
        Правда, за черту переступил.

Посоветуйте, вы все, ну как мне быть?
Так и есть, что негр титул мой забрал.
Если б ту черту да к черту отменить -
Я б Америку догнал и перегнал!

        Что случилось, посему молчат?
        Комментатор даже приуныл.
        Восемь пять - который раз подряд, -
        Значит - за черту не заступил.

1971

Я бегу, топчу, скользя
По гаревой дорожке, -
Мне есть нельзя, мне пить нельзя,
Мне спать нельзя - ни крошки.

А может, я гулять хочу
У Гурьева Тимошки, -
Так нет: бегу, бегу, топчу
По гаревой дорожке.

        А гвинеец Сэм Брук
        Обошел меня на круг, -
        А вчера все вокруг
        Говорили: "Сэм - друг!
        Сэм - наш гвинейский друг!"

Друг гвинеец так и прет -
Все больше отставание, -
Ну, я надеюсь, что придет
Второе мне дыхание.

Третее за ним ищу,
Четвертое дыханье, -
Ну, я на пятом сокращу
С гвинейцем расстоянье!

        Тоже мне - хороший друг, -
        Обошел меня на круг!
        А вчера все вокруг
        Говорили: "Сэм - друг!
        Сэм - наш гвинейский друг!"

Гвоздь программы - марафон,
А градусов - все тридцать, -
Но к жаре привыкший он -
Вот он и мастерится.

Я поглядел бы на него,
Когда бы - минус тридцать!
Ну, а теперь - достань его, -
Осталось - материться!

        Тоже мне - хороший друг, -
        Обошел на третий круг!
        Нужен мне такой друг, -
        Как его - забыл... Сэм Брук!
        Сэм - наш гвинейский Брут!

1971

Льву Яшину

Да, сегодня я в ударе, не иначе -
Надрываются в восторге москвичи, -
Я спокойно прерываю передачи
И вытаскиваю мертвые мячи.

Вот судья противнику пенальти назначает -
Репортеры тучею кишат у тех ворот.
Лишь один упрямо за моей спиной скучает -
Он сегодня славно отдохнет!

        Извиняюсь,
                вот мне бьют головой...
        Я касаюсь -
                подают угловой.
        Бьет десятый - дело в том,
        Что своим "сухим листом"
        Размочить он может счет нулевой.

Мяч в моих руках - с ума трибуны сходят, -
Хоть десятый его ловко завернул.
У меня давно такие не проходят!..
Только сзади кто-то тихо вдруг вздохнул.

Обернулся - слышу голос из-за фотокамер:
"Извини, но ты мне, парень, снимок запорол.
Что тебе- ну лишний раз потрогать мяч руками, -
Ну, а я бы снял красивый гол".

        Я хотел его послать -
                        не пришлось:
        Еле-еле мяч достать
                        удалось.
        Но едва успел привстать,
        Слышу снова: "Вот, опять!
        Все б ловить тебе, хватать - не дал снять!"

"Я, товарищ дорогой, все понимаю,
Но культурно вас прошу: пойдите прочь!
Да, вам лучше, если хуже я играю,
Но поверьте - я не в силах вам помочь".

Вот летит девятый номер с пушечным ударом -
Репортер бормочет: "Слушай, дай ему забить!
Я бы всю семью твою всю жизнь снимал задаром..." -
Чуть не плачет парень. Как мне быть?!

        "Это все-таки футбол, -
                                говорю. -
        Нож по сердцу - каждый гол
                                вратарю".
        "Да я ж тебе как вратарю
        Лучший снимок подарю, -
        Пропусти - а я отблагодарю!"

Гнусь как ветка от напора репортера,
Неуверенно иду на перехват...
Попрошу-ка потихонечку партнеров,
Чтоб они ему разбили аппарат.

Ну а он все ноет: "Это ж, друг, бесчеловечно -
Ты, конечно, можешь взять, но только, извини, -
Это лишь момент, а фотография - навечно.
А ну не шевелись, потяни!"

        Пятый номер в двадцать два -
                                заменит,
        Не бежит он, а едва
                                семенит.
        В правый угол мяч, звеня, -
        Значит, в левый от меня, -
        Залетает и нахально лежит.

В этом тайме мы играли против ветра,
Так что я не мог поделать ничего...
Снимок дома у меня - два на три метра -
Как свидетельство позора моего.

Проклинаю миг, когда фотографу потрафил,
Ведь теперь я думаю, когда беру мячи:
Сколько ж мной испорчено прекрасных фотографий! -
Стыд меня терзает, хоть кричи.

        Искуситель змей, палач!
                                Как мне жить?!
        Так и тянет каждый мяч
                                пропустить.
        Я весь матч боролся с собой -
        Видно, жребий мой такой...
        Так, спокойно - подают угловой...

1971

Не заманишь меня на эстрадный концерт,
Ни на западный фильм о ковбоях:
Матч финальный на первенство СССР -
Нам сегодня болеть за обоих!

        Так прошу: не будите меня поутру -
        Не проснусь по гудку и сирене, -
        Я болею давно, а сегодня - помру
        На Центральной спортивной арене.

Буду я помирать - вы снесите меня
До агонии и до конвульсий
Через западный сектор, потом на коня -
И несите до паузы в пульсе.

        Но прошу: не будите меня на ветру -
        Не проснусь как Джульетта на сцене, -
        Все равно я сегодня возьму и умру
        На Центральной спортивной арене.

Пронесите меня, чтоб никто ни гугу:
Кто-то умер - ну что ж, все в порядке, -
Закопайте меня вы в центральном кругу,
Или нет - во вратарской площадке!

        ...Да, лежу я в центральном кругу на лугу,
        Шлю проклятья Виленеву Пашке, -
        Но зато - по мне все футболисты бегут,
        Словно раньше по телу мурашки.

Вижу я все развитие быстрых атак,
Уличаю голкипера в фальши, -
Виже все - и теперь не кричу как дурак:
Мол, на мыло судью или дальше...

        Так прошу: не будите меня поутру,
        Глубже чем на полметра не ройте, -
        А не то я вторичною смертью помру -
        Будто дважды погибший на фронте.

1971