Блог

За тобой еще нет
Пройденных дорог,
Трудных дел, долгих лет
И больших тревог.

        И надежно заглушен
        Ночью улиц гул.
        Пусть тебе приснится сон,
        Будто ты уснул.

Мир внизу, и над ним
Ты легко паришь,
Под тобою древний Рим
И ночной Париж.

        Ты невидим, невесом.
        Голоса поют.
        Правда, это - только сон...
        Но во сне растут.

Может быть - все может быть -
Много лет пройдет, -
Сможешь ты повторить
Свой ночной полет.

        Над землею пролетишь
        Выше крыш и крон...
        А пока ты спи, малыш,
        И смотри свой сон.

1963

За меня невеста отрыдает честно,
За меня ребята отдадут долги,
За меня другие отпоют все песни,
И, быть может, выпьют за меня враги.

Не дают мне больше интересных книжек,
И моя гитара - без струны.
И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,
И нельзя мне солнца, и нельзя луны.

Мне нельзя на волю - не имею права, -
Можно лишь - от двери до стены.
Мне нельзя налево, мне нельзя направо -
Можно только неба кусок, можно только сны.

Сны - про то, как выйду, как замок мой снимут,
Как мою гитару отдадут,
Кто меня там встретит, как меня обнимут
И какие песни мне споют.

1963

Артуру Макарову

Лежит камень в степи,
А под него вода течет,
А на камне написано слово:
         "Кто направо пойдет -
        Ничего не найдет,
         А кто прямо пойдет -
        Никуда не придет,
         Кто налево пойдет -
        Ничего не поймет
         И ни за грош пропадет".

Перед камнем стоят
Без коней и без мечей
И решают: идти иль не надо.
         Был один из них зол,
        Он направо пошел,
         В одиночку пошел, -
        Ничего не нашел -
         Ни деревни, ни сел, -
        И обратно пришел.

Прямо нету пути -
Никуда не прийти,
Но один не поверил в заклятья
         И, подобравши подол,
        Напрямую пошел, -
         Сколько он ни бродил -
        Никуда не забрел, -
         Он вернулся и пил,
        Он обратно пришел.

Ну а третий - был дурак,
Ничего не знал и так,
И пошел без опаски налево.
         Долго ль, коротко ль шагал -
        И совсем не страдал,
         Пил, гулял и отдыхал,
        Ничего не понимал, -
         Ничего не понимал,
        Так всю жизнь и прошагал -
         И не сгинул, и не пропал.

1962

Посвящено Леве Кочеряну

        Где твои семнадцать лет?
                На Большом Каретном.
        Где твои семнадцать бед?
                На Большом Каретном.
        Где твой черный пистолет?
                На Большом Каретном.
        А где тебя сегодня нет?
                На Большом Каретном.

Помнишь  ли, товарищ, этот дом?
Нет, не забываешь ты о нем.
Я скажу, что тот полжизни потерял,
Кто в Большом Каретном не бывал.
                 Еще бы, ведь

        Где твои семнадцать лет?
                На Большом Каретном.
        Где твои семнадцать бед?
                На Большом Каретном.
        Где твой черный пистолет?
                На Большом Каретном.
        А где тебя сегодня нет?
                На Большом Каретном.

Переименован он теперь,
Стало все по новой там, верь не верь.
И все же, где б ты ни был, где ты ни бредешь,
Нет-нет да по Каретному пройдешь.
                 Еще бы, ведь

        Где твои семнадцать лет?
                На Большом Каретном.
        Где твои семнадцать бед?
                На Большом Каретном.
        Где твой черный пистолет?
                На Большом Каретном.
        А где тебя сегодня нет?
                На Большом Каретном.

1962

Я был душой дурного общества,
И я могу сказать тебе:
Мою фамилью-имя-отчество
Прекрасно знали в КГБ.

        В меня влюблялася вся улица
        И весь Савеловский вокзал.
        Я знал, что мной интересуются,
        Но все равно пренебрегал.

Свой человек я был у скокарей,
Свой человек - у щипачей, -
И гражданин начальник Токарев
Из-за меня не спал ночей.

        Ни разу в жизни я не мучился
        И не скучал без крупных дел, -
        Но кто-то там однажды скурвился, ссучился -
        Шепнул, навел - и я сгорел.

Начальник вел себя не въедливо,
Но на допросы вызывал, -
А я всегда ему приветливо
И очень скромно отвечал:

        "Не брал я на душу покойников
        И не испытывал судьбу, -
        И я, начальник, спал спокойненько,
        И весь ваш МУР видал в гробу!"

И дело не было отложено
И огласили приговор, -
И дали все, что мне положено,
Плюс пять мне сделал прокурор.

        Мой адвокат хотел по совести
        За мой такой веселый нрав, -
        А прокурор просил всей строгости -
        И был, по-моему, неправ.

С тех пор заглохло мое творчество,
Я стал скучающий субъект,
Зачем же быть душою общества,
Когда души в нем вовсе нет!

1962

Весна еще в начале,
Еще не загуляли,
Но уж душа рвалася из груди, -
Но вдруг приходят двое
С конвоем, с конвоем.
"Оденься, - говорят, - и выходи!"

        Я так тогда просил у старшины:
        "Не уводите меня из Весны!".

До мая пропотели -
Все расколоть хотели, -
Но - нате вам - темню я сорок дней.
И вдруг - как нож мне в спину -
Забрали Катерину, -
И следователь стал меня главней.

        Я понял, я понял, что тону, -
        Покажьте мне хоть в форточку Весну!

И вот опять - вагоны,
Перегоны, перегоны,
И стыки рельс отсчитывают путь, -
А за окном - в зеленом
Березки и клены, -
Как будто говорят: "Не позабудь!"

        А с насыпи мне машут пацаны, -
        Зачем меня увозят из Весны!..

Спросил я Катю взглядом:
"Уходим?" - "Не надо!"
"Нет, хватит, - без Весны я не могу!"
И мне сказала Катя:
"Что ж, хватит так хватит", -
И в ту же ночь мы с ней ушли в тайгу.

        Как ласково нас встретила она!
        Так вот, так вот какая ты, Весна!

А на вторые сутки
На след напали суки -
Как псы на след напали и нашли, -
И завязали суки
И ноги, и руки -
Как падаль по грязи поволокли.

        Я понял, мне не видеть больше сны -
        Совсем меня убрали из Весны...

1962

Сгорели мы по недоразуменью -
Он за растрату сел, а я - за Ксению, -
У нас любовь была, но мы рассталися:
Она кричала и сопротивлялася.

         На нас двоих нагрянула ЧК,
         И вот теперь мы оба с ним зека -
         Зэка Васильев и Петров зека.

А в лагерях - не жизнь, а темень-тьмущая:
Кругом майданщики, кругом домушники,
Кругом ужасное к нам отношение
И очень странные поползновения.

         Ну а начальству наплевать - за что и как, -
         Мы для начальства - те же самые зека -
         Зека Васильев и Петров зека.

И вот решили мы - бежать нам хочется,
Не то все это очень плохо кончится:
Нас каждый день мордуют уголовники,
И главный врач зовет к себе в любовники.

         И вот - в бега решили мы, ну а пока
         Мы оставалися все теми же зека -
         Зека Васильев и Петров зека.

Четыре года мы побег готовили -
Харчей три тонны мы наэкономили,
И нам с собою даже дал половничек
Один ужасно милый уголовничек.

         И вот ушли мы с ним в руке рука, -
         Рукоплескали нашей дерзости зека -
         Зека Петрову, Васильеву зека.

И вот - по тундре мы, как сиротиночки, -
Не по дороге все, а по тропиночке.
Куда мы шли - в Москву или в Монголию, -
Он знать не знал, паскуда, я - тем более.

         Я доказал ему, что запад - где закат,
         Но было поздно: нас зацапала ЧК -
         Зека Петрова, Васильева зека.

Потом - приказ про нашего полковника:
Что он поймал двух крупных уголовников, -
Ему за нас - и деньги, и два ордена,
А он от радости все бил по морде нас.

         Нам после этого прибавили срока,
         И вот теперь мы - те же самые зека -
         Зека Васильев и Петров зека.


1962

Я не пил, не воровал
Ни штанов, ни денег,
Ни по старой я не знал,
Ни по новой фене.

        Запишите мне по глазу,
        Если я соврал, -
        Падла буду, я ни разу
        Грош не своровал!

Мне сказали - торгаши
Как-то там иначе, -
На какие-то гроши
Строят себе дачи.

        Ну и я решил податься
        К торгашам, клянусь,
        Честный я - чего бояться! -
        Я и не боюсь.

Начал мной ОБХС
Интересоваться, -
А в меня вселился бес -
Очень страшный, братцы:

        Раз однажды я малину
        Оптом запродал, -
        Бес - проклятая скотина -
        Половину взял!

Бес недолго все вершил -
Все раскрыли скоро, -
Суд - приятное решил
Сделать прокурору.

        И послали по Указу -
        Где всегда аврал.
        Запишите мне по глазу,
        Если я соврал!

Я забыл про отчий дом
И про нежность к маме,
И мой срок, как снежный ком,
Обрастал годами.

Я прошу верховный суд -
Чтоб освободиться, -
Ведь жена и дети ждут
Своего кормильца!..

1962

Правда ведь, обидно - если завязал,
И товарищ продал, падла, и за все сказал:
За давнишнее, за драку - все сказал Сашок, -
И двое в синем, двое в штатском, черный воронок...

         До свиданья, Таня, а, может быть - прощай!
         До свиданья, Таня, если можешь - не серчай!
         Но все-таки обидно, чтоб за просто так
         Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак!

На суде судья сказал: "Двадцать пять! До встречи!"
Раньше б горло я порвал за такие речи!
А теперь - терплю обиду, не показываю виду, -
Если встречу я Сашка - ох как изувечу!

         До свиданья, Таня, а, может быть - прощай!
         До свиданья, Таня, если можешь - не серчай!
         Но все-таки обидно, чтоб за просто так
         Выкинуть из жизни напрочь цельный четвертак!

1962

Люди говорили морю: "До свиданья",
Чтоб приехать вновь они могли -
В воду медь бросали, загадав желанья, -
Я ж бросал тяжелые рубли.

Может, это глупо, может быть - не нужно, -
Мне не жаль их - я ведь не Гобсек.
Ну а вдруг найдет их совершенно чуждый
По мировоззренью человек!

Он нырнет, отыщет, радоваться будет,
Удивляться первых пять минут, -
После злиться будет: "Вот ведь, - скажет, - люди!
Видно, денег куры не клюют".

Будет долго мыслить головою бычьей:
"Пятаки - понятно - это медь.
Ишь - рубли кидают, - завели обычай!
Вот бы, гаду, в рожу посмотреть!"

Что ж, гляди, товарищ! На, гляди, любуйся!
Только не дождешься, чтоб сказал -
Что я здесь оставил, как хочу вернуться,
И тем более - что я загадал!

1962