Осторожно! Гризли!

Михаилу Шемякину с огромной
                    любовью и пониманием.

Однажды я, накушавшись от пуза,
Дурной и красный, словно из "парилки",
По кабакам в беспамятстве кружа,
Очнулся на коленях у француза -
Я из его тарелки ел без вилки
И тем француза резал без ножа.

        Кричал я: "Друг! За что боролись?!" - Он
        Не разделял со мной моих сомнений.
        Он был напуган, смят и потрясен,
        И пробовал прогнать меня с коленей.

Не тут-то было! Я сидел надежно,
Обняв его за тоненькую шею,
Смяв оба его лацкана в руке,
Шептал ему: "Ах! Как неосторожно!
Тебе б зарыться, спрятаться в траншею,
А ты рискуешь в русском кабаке!"

        Он тушевался, а его жена
        Прошла легко сквозь все перипетии:
        "Знакомство с нами свел сам Сатана,
        Но - добрый, ибо родом из России".

Француз страдал от недопониманья,
Взывал ко всем: к жене, к официантам, -
Жизнь для него пошла наоборот.
Цыгане висли, скрипками шаманя,
И вымогали мзду не по талантам,
А я совал рагу французу в рот.

        И я вопил: "Отец мой имярек -
        Герой, а я тут с падалью якшаюсь!"
        И восемьдесят девять человек
        Кивали в такт, со мною соглашаясь.

Калигулу ли, Канта ли, Катулла,
Пикассо ли - кого еще не знаю,
Европа-сука тычет невпопад.
[Меня] куда бы пьянка ни метнула,
Я свой Санкт-Петербург не променяю
На вкупе все, хоть он и Ленинград.

        В мне одному немую тишину
        Я убежал до ужаса тверезый.
        Навеки потеряв свою жену,
        В углу сидел француз, роняя слезы.

Я ощутил намеренье благое -
Сварганить крылья из цыганской шали,
Крылатым стать и недоступным стать.
Мои друзья - пьянющие изгои
Меня хватали за руки, мешали,
Никто не знал, что я умел летать.

        Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg
        И приобрел повторное звучанье:
        На ноте "до" завыл Санкт-Петербург,
        А это означало "До свиданья".

Мне б по моим мечтам - в каменоломню:
Так много сил, что все перетаскаю, -
Таскал в России - грыжа подтвердит.
Да знали б вы, что я совсем не помню,
Кого я бью по пьянке и ласкаю,
И что плевать хотел на Interdite.

        Да! Я рисую, трачу и кучу!
        Я даже чуть избыл привычку к лени.
        Я потому французский не учу,
        Чтоб мне не сели на колени.

25 июля 1978