Блог

Я на виду - и действием и взглядом,
Я выдаю присутствие свое.
Нат Пинкертон и Шерлок Холмс - старье!
Спокойно спите, люди: Гусев - рядом.

       Мой метод прост - сажусь на хвост и не слезаю.
       Преступник - это на здоровом теле прыщик,
       И я мерзавцу о себе напоминаю:
       Я - здесь, я - вот он, на то я - сыщик!

               Волнуются преступнички,
               Что сыщик не безлик,
               И оставляют, субчики,
               Следочки а приступочке,
               Шифровочки на тумбочке, -
               Достаточно улик!

Работу стою по системе четкой,
Я не скрываюсь, не слежу тайком,
И пострадавший будет с кошельком,
Ну а преступник будет за решеткой.

       Идет преступник на отчаянные трюки,
       Ничем не брезгует - на подкуп тратит тыщи,
       Но я ему - уже заламываю руки:
       Я - здесь, я - вот он, на то я - сыщик!

               Волнуются преступнички,
               Что сыщик не безлик,
               И оставляют, субчики,
               Следочки а приступочке,
               Шифровочки на тумбочке, -
               Достаточно улик!

Вот я иду уверенной походкой.
Пусть знает враг - я в план его проник.
Конец один: преступник - за решеткой,
Его сам Гусев взял за воротник.

1973

"Мест не хватит, уж больно вы ловки!
Ну откуда такие взялись?
Что вы прете?" - "Да мы по путевке".
"По путевке? Пожалуйста, плиз!

       Вы ж не туристы и не иностранцы,
       Вам не проникнуть на наш пароход.
       Что у вас?" - "Песни и новые танцы.
       Этим товарам нельзя залежаться -
       Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

"Ну куда вы спешите? Ей-богу,
Словно зельем каким опились!"
"Мне местечко заказывал Гоголь..."
"Сам Максимыч? Пожалуйста, плиз!

       Вы ж не туристы и не иностранцы,
       Вам не проникнуть на наш пароход.
       Что у вас?" - "Песни и новые танцы.
       Этим товарам нельзя залежаться -
       Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

Мест не будет, броня остается:
Ожидается важный турист".
"Для рабочего класса найдется?"
"Это точно! Пожалуйста, плиз!

       Вы ж не туристы и не иностранцы,
       Вам не проникнуть на наш пароход.
       Что у вас?" - "Песни и новые танцы.
       Этим товарам нельзя залежаться -
       Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

"Нет названья для вашей прослойки,
Зря вы, барышни, здесь собрались".
"Для крестьянства остались две койки?"
"Есть крестьянство! Пожалуйста, плиз!

       Вы ж не туристы и не иностранцы,
       Вам не проникнуть на наш пароход.
       Что у вас?" - "Песни и новые танцы.
       Этим товарам нельзя залежаться -
       Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

Это шутке подобно - без шуток
Песни, танцы в пути задержать!
Без еды проживешь сорок суток,
А без музыки - вряд ли и пять.

       Вы ж не туристы и не иностранцы,
       Вам не проникнуть на наш пароход.
       Что у вас?" - "Песни и новые танцы.
       Этим товарам нельзя залежаться -
       Столько людей с нетерпеньем их ждет!"

               "Вот народ упрямый - все с нахрапу!
               Ладно, лезьте прямо вверх по трапу.
               С вами будет веселее путь -
               И
               Лучше с музыкой тонуть.

1973

Как по Волге-матушке, по реке-кормилице -
Все суда с товарами, струги да ладьи, -
И не надорвалася, и не притомилася:
Ноша не тяжелая - корабли свои.

       Вниз по Волге плавая,
       Прохожу пороги я
       И гляжу на правые
       Берега пологие:
       Там камыш шевелится,
       Поперек ломается, -
       Справа - берег стелется,
       Слева - поднимается.

Волга песни слышала хлеще, чем "Дубинушка", -
Вся вода исхлестана пулями врагов, -
И плыла по Матушке наша кровь-кровинушка,
Стыла бурой пеною возле берегов.

       Долго в воды пресные
       Лили слезы строгие
       Берега отвесные,
       Берега пологие -
       Плакали, измызганы
       Острыми подковами,
       Но теперь зализаны
       Эти раны волнами.

Что-то с вами сделалось, города старинные,
В коих - стены древние, на холмах кремли, -
Словно пробудилися молодцы былинные
И - числом несметные - встали из земли.

       Лапами грабастая,
       Корабли стараются -
       Тянут баржи с Каспия,
       Тянут - надрываются,
       Тянут - не оглянутся, -
       И на версты многие
       За крутыми тянутся
       Берега пологие.

1973

Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в привычные рамки не лез, -
Но с тех пор, как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив "Ахиллес".

Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные ребра каркаса
Мертво схвачены слоем цемента, -
Только судороги по хребту.

       Я хвалился косою саженью -
               Нате смерьте! -
       Я не знал, что подвергнусь суженью
               После смерти, -
       Но в обычные рамки я всажен -
               На спор вбили,
       А косую неровную сажень -
               Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи, -
И не знаю, кто их надоумил, -
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мертвых мертвей, -
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.

       Я при жизни не клал тем, кто хищный,
               В пасти палец,
       Подходившие с меркой обычной -
               Опасались, -
       Но по снятии маски посмертной -
               Тут же в ванной -
       Гробовщик подошел ко мне с меркой
               Деревянной...

А потом, по прошествии года, -
Как венец моего исправленья -
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье, -
Под мое - с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась -
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет, -
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.

       Я немел, в покрывало упрятан, -
               Все там будем! -
       Я орал в то же время кастратом
               В уши людям.
       Саван сдернули - как я обужен, -
               Нате смерьте! -
       Неужели такой я вам нужен
               После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном -
Не пройтись ли, по плитам звеня? -
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.

Накренился я - гол, безобразен, -
Но и падая - вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой, -
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров все же
Прохрипел я похоже: "Живой!"

       И паденье меня и согнуло,
               И сломало,
       Но торчат мои острые скулы
               Из металла!
       Не сумел я, как было угодно -
               Шито-крыто.
       Я, напротив, - ушел всенародно
               Из гранита.

1973

Я вам мозги не пудрю -
        Уже не тот завод:
         В меня стрелял поутру
        Из ружей целый взвод.
         За что мне эта злая,
        Нелепая стезя -
         Не то чтобы не знаю, -
        Рассказывать нельзя.

Мой командир меня почти что спас,
Но кто-то на расстреле настоял...
И взвод отлично выполнил приказ, -
Но был один, который не стрелял.

         Судьба моя лихая
        Давно наперекос:
         Однажды языка я
        Добыл, да не донес, -
        И особист Суэтин,
        Неутомимый наш,
        Еще тогда приметил
        И взял на карандаш.

Он выволок на свет и приволок
Подколотый, подшитый материал...
Никто поделать ничего не смог.
Нет - смог один, который не стрелял.

        Рука упала в пропасть
        С дурацким криком "Пли!" -
        И залп мне выдал пропуск
        В ту сторону земли.
        Но слышу: "Жив, зараза, -
        Тащите в медсанбат.
        Расстреливать два раза
        Уставы не велят".

А врач потом все цокал языком
И, удивляясь, пули удалял, -
А я в бреду беседовал тайком
С тем пареньком, который не стрелял.

        Я раны, как собака, -
        Лизал, а не лечил;
        В госпиталях, однако, -
        В большом почете был.
        Ходил в меня влюбленный
        Весь слабый женский пол:
        "Эй ты, недостреленный,
        Давай-ка на укол!"

Наш батальон геройствовал в Крыму,
И я туда глюкозу посылал -
Чтоб было слаще воевать ему,
Кому? Тому, который не стрелял.

        Я пил чаек из блюдца,
        Со спиртиком бывал...
        Мне не пришлось загнуться,
        И я довоевал.
        В свой полк определили, -
        "Воюй! - сказал комбат. -
        А что недострелили -
        Так я не виноват".

Я очень рад был - но, присев у пня,
Я выл белугой и судьбину клял:
Немецкий снайпер дострелил меня, -
Убив того, который не стрелял.

1972

Спасибо вам, мои корреспонденты,
Все те, кому ответить я не смог,
Рабочие, узбеки и студенты,
Все, кто писал мне письма - дай вам Бог,

        Дай Бог вам жизни две,
        И друга одного,
        И света в голове,
        И доброго всего!

Найдя стократно вытертые ленты,
Вы хрип мой разбирал по слогам,
Так дай же Бог, мои корреспонденты,
И сил в руках, да и удачи вам!

Вот пишут: голос мой не одинаков -
То хриплый, то надрывный, то глухой...
И просит население бараков:
"Володя! Ты не пой за упокой!"

Но что поделать, я - и впрямь не звонок:
Звенят другие, я - хриплю слова.
Обилие некачественных пленок
Вредит мне даже больше, чем молва.

Вот спрашивают: "Попадал ли в плен ты?"
Нет, не бывал - не воевал ни дня.
Спасибо вам, мои корреспонденты,
Что вы неверно поняли меня!

Друзья мои, - жаль, что не боевые, -
От моря, от станка и от сохи,
Спасибо вам за присланные злые
И даже неудачные стихи.

Вот я читаю: "Вышел ты из моды.
Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес!
Как глупо, что не месяцы, а годы
Тебя превозносили до небес!"

Еще письмо: "Вы умерли от водки?"
Да, правда, умер, но потом воскрес.
"А каковы доходы Ваши, все-таки?"
За песню - "трешник". - "Вы же просто крез!"

Ах, письма высочайшего пошиба:
Идите, мол, на Темзу и на Нил!..
Спасибо, люди добрые, спасибо,
Что не жалели ночи и чернил.

Но только я уже бывал на Темзе,
Собакою на сене восседал!
Я не грублю, но отвечаю тем же.
А писем до конца не дочитал.

И ваши похвалы и комплименты,
Авансы мне - не отфутболю я:
От ваших строк, мои корреспонденты,
Прямеет путь и сохнет колея.

Сержанты, моряки, интеллигенты,
Простите, что не каждому ответ, -
Я вам пишу, мои корреспонденты,
Ночами песни вот уж десять лет.

1972

Мы - просто куклы, но... смотрите, нас одели,
И вот мы - жители витрин, салонов, залов.
Мы - манекены, молчаливые модели,
Мы - только копии с живых оригиналов.

        Но - поставь в любую позу,
        Положи да посади,
        И сравненье в нашу пользу:
        Манекены впереди!

                Нам хоть Омск, хоть Ленинград,
                Хоть пустыня Гоби, -
                Мы не требуем зарплат,
                Пенсий и надгробий.

Мы - манекены, мы - без крови и без кожи,
У нас есть головы, но с ватными мозгами.
И многим кажется - мы на людей похожи.
Но сходство внешнее, по счастью, между нами.

        Мы выносливей, и где-то
        Мы - надежней, в этом суть,
        Элегантнее одеты
        И приветливей чуть-чуть.

                И на всех сидит наряд
                В тютельку и в точку,
                Мы стоим шеренгой в ряд
                Локоть к локоточку.

Пред нами толпы суетятся и толкутся,
Под самым носом торг ведут, шуршат деньгами,
Но манекены никогда не продаются.
Они смеются бутафорскими зубами.

        В нашем детстве нас любили
        Без носов и без ушей, -
        Нас детишки в ванне мыли
        В виде кукол-голышей.

                В детстве людям мы нужны,
                Но, когда взрослеем,
                Без одежды мы цены
                Вовсе не имеем.

Зато мы многого себе не позволяем:
Прогулов, ругани и склок, болезней мнимых,
Спиртных напитков в перерыв не распиваем,
План не срываем и не пишем анонимок.

        Мы спокойней суперменов -
        Если где-нибудь горит,
        В "01" из манекенов
        Ни один не позвонит.

                Не кричим и не бузим,
                Даже не деремся.
                Унеси весь магазин -
                Мы не шелохнемся.

И наши спаянные дружбой коллективы
Почти не ведают ни спадов, ни накалов.
Жаль, допускают все же промахи и срывы
Плохие копии живых оригиналов.

        Посмотрите на витрины:
        На подбор - все, как один,
        Настоящие мужчины,
        Квинтэссенции мужчин -

                На любой на вкус, на цвет,
                На любой оттенок...
                Да и женщин в мире нет
                Лучше манекенок!

1972-1973

Бегают по лесу стаи зверей -
Не за добычей, не на водопой:
Денно и нощно они егерей
Ищут веселой толпой.

        Звери, забыв вековечные страхи,
        С твердою верой, что все по плечу,
        Шкуры рванув на груди как рубахи,
        Падают навзничь - бери не хочу!

                Сколько их в кущах,
                Сколько их в чащах -
                Ревом ревущих,
                Рыком рычащих,
                Сколько бегущих,
                Сколько лежащих -
                В дебрях и кущах,
                В рощах и чащах!

Рыбы пошли косяком против волн -
Черпай руками, иди по ним вброд!
Сколько желающих прямо на стол,
Сразу на блюдо - и в рот!

        Рыба не мясо - она хладнокровней -
        В сеть норовит, на крючок, в невода:
         Рыбы погреться хотят на жаровне, -
         Море по жабры, вода не вода!

                Сколько их в кущах,
                Сколько их в чащах -
                Скопом плывущих,
                Кишмя кишащих,
                Друг друга жрущих,
                Хищных и тощих -
                В дебрях и кущах,
                В чащах и рощах!

Птица на дробь устремляет полет -
Птица на выдумки стала хитра:
Чтобы им яблоки всунуть в живот,
Гуси не если с утра.

        Сильная птица сама на охоте
        Слабым собратьям кричит: "Сторонись!" -
        Жизнь прекращает в зените, на взлете,
        Даже без выстрела падая вниз.

                Сколько их в кущах,
                Сколько их в чащах -
                Выстрела ждущих,
                В силки летящих,
                Сколько плывущих,
                Сколько парящих
                В дебрях и кущах,
                В рощах и чащах!

Шубы не хочет пушнина носить -
Так и стремится в капкан и в загон, -
Чтобы людей приодеть, утеплить,
Рвется из кожи вон.

        В ваши силки - призадумайтесь, люди! -
        Прут добровольно в отменных мехах
        Тысячи сот в иностранной валюте,
        Тысячи тысячей в наших деньгах.

                В рощах и чащах,
                В дебрях и кущах
                Сколько рычащих,
                Сколько ревущих,
                Сколько пасущихся,
                Сколько кишащих
                Мечущих, рвущихся,
                Живородящих,
                Серых, обычных,
                В перьях нарядных,
                Сколько их, хищных
                И травоядных,
                Шерстью линяющих,
                Шкуру меняющих,
                Блеющих, лающих,
                Млекопитающих,
                Сколько летящих,
                Бегущих, ползущих,
                Сколько непьющих
                В рощах и кущах
                И некурящих
                В дебрях и чащах,
                И пресмыкающихся,
                И парящих,
                И подчиненных,
                И руководящих,
                Вещих и вящих,
                Рвущих и врущих -
                В рощах и кущах,
                В дебрях и чащах!

Шкуры - не порчены, рыба - живьем,
Мясо - без дроби - зубов не сломать, -
Ловко, продуманно, просто, с умом,
Мирно - зачем же стрелять!

        Каждому егерю - белый передник!
        В руки - таблички: "Не бей!", "Не губи!"
        Все это вместе зовут - заповедник, -
        Заповедь только одна: не убий!

                Но сколько в рощах,
                Дебрях и кущах -
                И сторожащих,
                И стерегущих,
                И загоняющих,
                В меру азартных,
                Плохо стреляющих,
                И предынфарктных,
                Травящих, лающих,
                Конных и пеших,
                И отдыхающих
                С внешностью леших,
                Сколько их, знающих
                И искушенных,
                Не попадающих
                В цель, разозленных,
                Сколько дрожащих,
                Портящих шкуры,
                Сколько ловящих
                На самодуры,
                Сколько их, язвенных,
                Сколько всеядных,
                Сетью повязанных
                И кровожадных,
                Полных и тучных,
                Тощих, ледящих -
                В дебрях и кущах,
                В рощах и чащах!

1972

Рты подъездов, уши арок и глаза оконных рам
Со светящимися лампами-зрачками!...
Все дневные пассажиры, все мои клиенты - там,
Все, кто ездит на такси, а, значит, с нами.

        Смешно, конечно, говорить,
        Но очень даже может быть,
                Что мы знакомы с вами. Нет, - не по работе!
        А не знакомы - дайте срок! -
        На мой зеленый огонек
                Зайдете, зайдете.

Круглый руль, но и "баранка" - тоже круглое словцо.
Хорошо, когда "запаска" не дырява!
То раскручиваем влево мы Садовое кольцо,
То Бульварное закручиваем вправо.

        И ветер гаснет на стекле,
        Рукам привычно на руле,
                И пассажиров счетчик "радует" деньгами...
        А мы - как всадники в седле, -
        Мы редко ходим по земле
                Своими ногами.

Тот рассказывает утром про удачное вчера,
У другого - трудный день: молчит, усталый...
Мы удобные попутчики, таксисты-шофера,
Собеседники мы - профессионалы.

        Бывает, ногу сломит черт,
        А вам скорей - аэропорт!
                Зеленым светом мы, как чудом света бредим.
        Мой пассажир, ты рано сник!
        У нас час пик, а не тупик, -
                Садитесь, поедем!

Я ступаю по нехоженой проезжей полосе
Не колесною резиною, а кожей.
Злюсь, конечно, на таксистов - не умеют ездить все!
Осторожно, я неопытный прохожий.

        Вот кто-то там таксиста ждет,
        Но я сегодня - пешеход,
                А то подвез бы: "Сядь, - сказал бы, - человече!"
        Вы все зайдете, дайте срок,
        На мой зеленый огонек!
                До скорой, до встречи...

1972-1973

Мишка Шифман башковит -
У него предвиденье.
"Что мы видим, - говорит, -
Кроме телевиденья?!
Смотришь конкурс в Сопоте -
И глотаешь пыль,
А кого ни попадя
Пускают в Израиль!"

Мишка также сообщил
По дороге в Мневники:
"Голду Меир я словил
В радиоприемнике..."
И такое рассказал,
До того красиво! -
Что я чуть было не попал
В лапы Тель-Авива.

Я сперва-то был не пьян,
Возразил два раза я -
Говорю: "Моше Даян -
Сука одноглазая, -
Агрессивный, бестия,
Чистый фараон, -
Ну, а где агрессия -
Там мне не резон".

Мишка тут же впал в экстаз -
После литры выпитой -
Говорит: "Они же нас
Выгнали с Египета!
Оскорбления простить
Не могу такого, -
Я позор желаю смыть
С Рождества Христова!"

Мишка взял меня за грудь:
"Мне нужна компания!
Мы ж с тобой не как-нибудь -
Здравствуй-до свидания, -
Побредем, паломники,
Чувства подавив!..
Хрена ли нам Мневники -
Едем в Тель-Авив!"

Я сказал: "Я вот он весь,
Ты же меня спас в порту.
Но одна загвоздка есть:
Русский я по паспорту.
Только русские в родне,
Прадед мой - самарин, -
Если кто и влез ко мне,
Так и тот - татарин".

Мишку Шифмана не трожь,
С Мишкой - прочь сомнения:
У него евреи сплошь
В каждом поколении.
Дед параличом разбит, -
Бывший врач-вредитель...
А у меня - антисемит
На антисемите.

Мишка - врач, он вдруг затих:
В Израиле бездна их, -
Гинекологов одних -
Как собак нерезаных;
Нет зубным врачам пути -
Слишком много просятся.
Где на всех зубов найти?
Значит - безработица!

Мишка мой кричит: "К чертям!
Виза - или ванная!
Едем, Коля, - море там
Израилеванное!.."
Видя Мишкину тоску, -
А он в тоске опасный, -
Я еще хлебнул кваску
И сказал: "Согласный!"

...Хвост огромный в кабинет
Из людей, пожалуй, ста.
Мишке там сказали "нет",
Ну а мне - "пожалуйста".
Он кричал: "Ошибка тут, -
Это я - еврей!.."
А ему: "Не шибко тут!
Выйди, вон, из дверей!"

Мишку мучает вопрос:
Кто тут враг таинственный?
А ответ ужасно прост -
И ответ единственный:
Я в порядке, тьфу-тьфу-тьфу, -
Мишка пьет проклятую, -
Говорит, что за графу
Не пустили - пятую.

1972