Блог

Как во смутной волости
Лютой, злой губернии
Выпадали молодцу
Все шипы да тернии.

Он обиды зачерпнул, зачерпнул
Полные пригоршни,
Ну а горе, что хлебнул, -
Не бывает горше.

        Пей отраву, хоть залейся!
        Благо, денег не берут.
        Сколь веревочка ни вейся -
        Все равно совьешься в кнут!

Гонит неудачников
По миру с котомкою,
Жизнь текет меж пальчиков
Паутинкой тонкою,

А которых повело, повлекло
По лихой дороге -
Тех ветрами сволокло
Прямиком в остроги.

        Тут на милость не надейся -
        Стиснуть зубы да терпеть!
        Сколь веревочка ни вейся -
        Все равно совьешься в плеть!

Ах, лихая сторона,
Сколь в тебе ни рыскаю -
Лобным местом ты красна
Да веревкой склизкою!

А повешенным сам дьявол-сатана
Голы пятки лижет.
Смех, досада, мать честна! -
Ни пожить, ни выжить!

        Ты не вой, не плачь, а смейся -
        Слез-то нынче не простят.
        Сколь веревочка ни вейся -
        Все равно укоротят!

Ночью думы муторней.
Плотники не мешкают -
Не успеть к заутрене:
Больно рано вешают.

Ты об этом не жалей, не жалей, -
Что тебе отсрочка?!
На веревочке твоей
Нет ни узелочка!

        Лучше ляг да обогрейся -
        Я, мол, казни не просплю...
        Сколь веревочка ни вейся -
        А совьешься ты в петлю!

1975

Михаилу Шемякину

Как засмотрится мне нынче, как задышится?!
Воздух крут перед грозой, крут да вязок.
Что споется мне сегодня, что услышится?
Птицы вещие поют - да все из сказок.

        Птица Сирин мне радостно скалится -
        Веселит, зазывает из гнезд,
        А напротив - тоскует-печалится,
        Травит душу чудной Алконост.

                Словно семь заветных струн
                Зазвенели в свой черед -
                Это птица Гамаюн
                Надежду подает!

В синем небе, колокольнями проколотом, -
Медный колокол, медный колокол -
То ль возрадовался, то ли осерчал...
Купола в России кроют чистым золотом -
Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною -
Перед солоно - да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.

        Грязью чавкая жирной да ржавою,
        Вязнут лошади по стремена,
        Но влекут меня сонной державою,
        Что раскисла, опухла от сна.

                Словно семь богатых лун
                На пути моем встает -
                То птица Гамаюн
                Надежду подает!

Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу, стертую перекатами, -
Если до крови лоскут истончал, -
Залатаю золотыми я заплатами -
Чтобы чаще Господь замечал!

1975

Мы с мастером по велоспорту Галею
С восьмого класса - не разлей вода.
Страна величиною с Португалию
Велосипеду с Галей - ерунда.

        Она к тому же все же - мне жена,
        Но кукиш тычет в рожу мне: На, -
        Мол, ты блюди квартиру,
        Мол, я ездой по миру
        Избалована и изнежена.

                Значит, завтра - в Париж, говоришь...
                А на сколько? А на десять дней!
                Вот везухи: Галине - Париж,
                А сестре ее Наде - Сидней.

Артисту за игру уже в фойе - хвала.
Ах, лучше раньше, нежели поздней.
Вот Галя за медалями поехала,
А Надю проманежили в Сидней.

        Кабы была бы Надя не сестра -
        Тогда б вставать не надо мне с утра:
        Я б разлюлил малины
        В отсутствие Галины,
        Коньяк бы пил на уровне ситра.

Сам, впрочем, занимаюсь авторалли я,
Гоняю "ИЖ" - и бел, и сер, и беж.
И мне порой маячила Австралия,
Но семьями не ездят за рубеж.

        Так отгуляй же, Галя, за двоих -
        Ну их совсем - врунов или лгуних!
        Вовсю педаля, Галя,
        Не прозевай Пегаля, -
        Потом расскажешь, как там что у них!

                Та какой он, Париж, говоришь?
                Как не видела? Десять же дней!
                Да рекорды ты там покоришь, -
                Ты вокруг погляди пожадней!

1975

Склоны жизни прямые до жути -
Прямо пологие:
Он один - а жена в институте
Травматологии.

Если б склоны пологие - туго:
К крутизне мы - привычные,
А у нас ситуации с другом
Аналогичные.

А у друга ведь день рожденья -
Надо же праздновать!
Как избавиться от настроения
Безобразного?

И не вижу я средства иного -
Плыть по течению...
И напиться нам до прямого
Ума помрачения!

1975

Вот в плащах, подобных плащпалаткам, -
Кто решил такое надевать?! -
Чтоб не стать останками остаткам, -
Люди начинают колдовать.

Девушка - под поезд: все бывает,
Тут уж истери - не истери...
И реаниматор причитает:
"Милая, хорошая, умри!

Что ты будешь делать, век больная,
Если б даже я чего и смог?
И нужна ли ты кому такая -
Без всего и без обеих ног?"

Выглядел он жутко и космато,
Он старался за нее дышать.
Потому что врач-реаниматор -
Это значит должен оживлять.

Мне не спится и не может спаться, -
Не затем, что в мире столько бед,
Просто очень трудно оклематься,
Трудно, так сказать, реаниматься,
Чтоб писать поэмы, а не бред.

Я - из хирургических отсеков,
Из полузабытых катакомб,
Там, где оживляют человеков,
Если вы слыхали о таком.

Нет подобных боен и в корриде -
Фору дам, да даже сотню фор,
Только постарайтесь в странном виде
Не ходить на красный светофор.

1975

Я прожил целый день в миру
        Потустороннем
И бодро крикнул поутру:
        "Кого схороним?"

Ответ мне был угрюм и тих:
        "Все - блажь, бравада,
Кого схороним?! - Нет таких?..
        Ну и не надо".

Не стану дважды я просить,
        Манить провалом.
Там, кстати, выпить-закусить -
        Всегда навалом.

Я и сейчас затосковал,
        Хоть час - оттуда.
Вот уж где истинный провал,
        Ну просто - чудо.

Я сам шальной и кочевой,
        А побожился:
Вернусь, мол, ждите, ничего,
        Что я зажился.

Так снова предлагаю вам
        Пока не поздно:
Хотите ли ко всем чертям,
        Где кровь венозна,

И льет из вены, как река,
        А не водица.
Тем, у кого она жидка,
        Так не годится.

И там не нужно ни гроша, -
        Хоть век поститься!
Живет там праведна душа,
        Не тяготится.

Там вход живучим воспрещен
        Как посторонним,
Не выдержу, спрошу еще:
        "Кого схороним?"

Зову туда, где благодать
        И нет предела.
Никто не хочет умирать -
        Такое дело.

Скажи-кось, милый человек,
        Я, может, спутал:
Какой сегодня нынче век,
        Какая смута?

Я сам вообще-то костромской,
        А мать - из Крыма.
Так если бунт у вас какой,
        Тогда я - мимо.

А если - нет, тогда еще
        Всего два слова.
У нас там траур запрещен,
        Нет, честно слово!

А там - порядок - первый класс,
        Глядеть приятно.
И наказание сейчас -
        Прогнать обратно.

И отношение ко мне -
        Ну как к пройдохе.
Все стали умники вдвойне
        К концу эпохи.

Ну, я согласен - поглядим
        Спектакль - и тронем.
Ведь никого же не съедим,
        А так... схороним.

Ну почему же все того...
        Как в рот набрали?
Там встретились - кто и кого
        Тогда забрали.

И Сам - с звездою на груди -
        Там тих и скромен, -
Таких как он там - пруд пруди!
        Кого схороним?

Кто задается - в лак его,
        Чтоб - хрен отпарить!
Там этот, с трубкой... Как его?
        Забыл - вот память!

У нас границ полно навесть:
        Беги - не тронем,
Тут, может быть, евреи есть?
        Кого схороним?

В двадцатом веке я, эва!
        Да ну-с вас к шутам!
Мне нужно в номер двадцать два -
        Вот черт попутал!

1975

Тоска немая гложет иногда,
И люди развлекают - все чужие.
Да, люди, создавая города,
Все забывают про дела иные,

Про самых нужных и про близких всем,
Про самых, с кем приятно обращаться,
Про темы, что важнейшие из тем,
И про людей, с которыми общаться.

        Мой друг, мой старый друг, мой собеседник!
        Прошу тебя, скажи мне что-нибудь.
        Давай презрим товарищей соседних
        И посторонних, что попали в суть.

1975

Баллада о детстве




Час зачатья я помню неточно, -
Значит, память моя - однобока, -
Но зачат я был ночью, порочно
И явился на свет не до срока.

Я рождался не в муках, не в злобе, -
Девять месяцев - это не лет!
Первый срок отбывал я в утробе, -
Ничего там хорошего нет.

        Спасибо вам, святители,
        Что плюнули, да дунули,
        Что вдруг мои родители
        Зачать меня задумали -

        В те времена укромные,
        Теперь - почти былинные,
        Когда срока огромные
        Брели в этапы длинные.

        Их брали в ночь зачатия,
        А многих - даже ранее, -
        А вот живет же братия -
        Моя честна компания!

Ходу, думушки резвые, ходу!
Слова, строченьки милые, слова!..
В первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.

Знать бы мне, кто так долго мурыжил, -
Отыгрался бы на подлеце!
Но родился, и жил я, и выжил, -
Дом на Первой Мещанской - в конце.

        Там за стеной, за стеночкою,
        За перегородочкой
        Соседушка с соседушкою
        Баловались водочкой.

        Все жили вровень, скромно так, -
        Система коридорная,
        На тридцать восемь комнаток -
        Всего одна уборная.

        Здесь на зуб зуб не попадал,
        Не грела телогреечка,
        Здесь я доподлинно узнал,
        Почем она - копеечка.

...Не боялась сирены соседка
И привыкла к ней мать понемногу,
И плевал я - здоровый трехлетка -
На воздушную эту тревогу!

Да не все то, что сверху, - от бога, -
И народ "зажигалки" тушил;
И, как малая фронту подмога -
Мой песок и дырявый кувшин.

        И било солнце в три ручья
        Сквозь дыры крыш просеяно,
        На Евдоким Кирилыча
        И Гисю Моисеевну.

        Она ему: "Как сыновья?"
        "Да без вести пропавшие!
        Эх, Гиська, мы одна семья -
        Вы тоже пострадавшие!

        Вы тоже - пострадавшие,
        А значит - обрусевшие:
        Мои - без вести павшие,
        Твои - безвинно севшие".

...Я ушел от пеленок и сосок,
Поживал - не забыт, не заброшен,
И дразнили меня: "Недоносок", -
Хоть и был я нормально доношен.

Маскировку пытался срывать я:
Пленных гонят - чего ж мы дрожим?!
Возвращались отцы наши, братья
По домам - по своим да чужим...

        У тети Зины кофточка
        С драконами да змеями,
        То у Попова Вовчика
        Отец пришел с трофеями.

        Трофейная Япония,
        Трофейная Германия...
        Пришла страна Лимония,
        Сплошная Чемодания!

        Взял у отца на станции
        Погоны, словно цацки, я, -
        А из эвакуации
        Толпой валили штатские.

Осмотрелись они, оклемались,
Похмелились - потом протрезвели.
И отплакали те, кто дождались,
Недождавшиеся - отревели.

Стал метро рыть отец Витькин с Генкой, -
Мы спросили - зачем? - он в ответ:
"Коридоры кончаются стенкой,
А тоннели - выводят на свет!"

        Пророчество папашино
        Не слушал Витька с корешом -
        Из коридора нашего
        В тюремный коридор ушел.

        Да он всегда был спорщиком,
        Припрут к стене - откажется...
        Прошел он коридорчиком -
        И кончил "стенкой", кажется.

        Но у отцов - свои умы,
        А что до нас касательно -
        На жизнь засматривались мы
        Уже самостоятельно.

Все - от нас до почти годовалых -
"Толковищу" вели до кровянки, -
А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки.

Не досталось им даже по пуле, -
В "ремеслухе" - живи не тужи:
Ни дерзнуть, ни рискнуть, - но рискнули
Из напильников делать ножи.

        Они воткнутся в легкие,
        От никотина черные,
        По рукоятки легкие
        Трехцветные наборные...

        Вели дела обменные
        Сопливые острожники -
        На стройке немцы пленные
        На хлеб меняли ножики.

        Сперва играли в "фантики"
        В "пристенок" с крохоборами, -
        И вот ушли романтики
        Из подворотен ворами.

...Спекулянтка была номер перший -
Ни соседей, ни бога не труся,
Жизнь закончила миллионершей -
Пересветова тетя Маруся.

У Маруси за стенкой говели, -
И она там втихую пила...
А упала она - возле двери, -
Некрасиво так, зло умерла.

        Нажива - как наркотика, -
        Не выдержала этого
        Богатенькая тетенька
        Маруся Пересветова.

        Но было все обыденно:
        Заглянет кто - расстроится.
        Особенно обидело
        Богатство - метростроевца.

        Он дом сломал, а нам сказал:
        "У вас носы не вытерты,
        А я, за что я воевал?!" -
        И разные эпитеты.

...Было время - и были подвалы,
Было дело - и цены снижали,
И текли куда надо каналы,
И в конце куда надо впадали.

Дети бывших старшин да майоров
До ледовых широт поднялись,
Потому что из тех коридоров,
Им казалось, сподручнее - вниз.

1975

...Мы взлетали как утки
                с раскисших полей:
Двадцать вылетов в сутки -
                куда веселей!
Мы смеялись, с парилкой туман перепутав.
И в простор набивались
                мы до тесноты, -
Облака надрывались,
                рвались в лоскуты,
Пули шили из них купола парашютов.

Возвращались тайком -
                без приборов, впотьмах,
И с радистом-стрелком,
                что повис на ремнях.
В фюзеляже пробоины, в плоскости - дырки.
И по коже - озноб;
                и заклинен штурвал, -
И дрожал он, и дробь
                по рукам отбивал -
Как во время опасного номера в цирке.

        До сих пор это нервы щекочет, -
        Но садились мы, набок кренясь.
        Нам казалось - машина не хочет
        И не может работать на нас.

Завтра мне и машине
                в одну петь дуду
В аварийном режиме
                у всех на виду, -
Ты мне нож напоследок не всаживай в шею!
Будет взлет - будет пища:
                придется вдвоем
Нам садиться, дружище,
                на аэродром -
Потому что я бросить тебя не посмею.

Правда шит я не лыком
                и чую чутьем
В однокрылом двуликом
                партнере моем
Игрока, что пока все намеренья прячет.
Но плевать я хотел
                на обузу примет:
У него есть предел -
                у меня его нет, -
Поглядим, кто из нас запоет - кто заплачет!

        Если будет полет этот прожит -
        Нас обоих не спишут в запас.
        Кто сказал, что машина не может
        И не хочет работать на нас?!

1975

Я еще не в угаре,
                не втиснулся в роль.
Как узнаешь в ангаре,
                кто - раб, кто - король,
Кто сильней, кто слабей, кто плохой, кто хороший,
Кто кого допечет,
                допытает, дожмет:
Летуна самолет
                или наоборот? -
На земле притворилась машина - святошей.


Завтра я испытаю
                судьбу, а пока -
Я машине ласкаю
                крутые бока.
На земле мы равны, но равны ли в полете?
Под рукою, не скрою,
                ко мне холодок, -
Я иллюзий не строю -
                я старый ездок:
Самолет - необъезженный дьявол во плоти.

        Знаю, утро мне силы утроит,
        Ну а конь мой - хорош и сейчас, -
        Вот решает он: стоит - не стоит
        Из-под палки работать на нас.

Ты же мне с чертежей,
                как с пеленок, знаком,
Ты не знал виражей -
                шел и шел прямиком,
Плыл под грифом "Секретно" по волнам науки.
Генеральный конструктор
                тебе потакал -
И отбился от рук ты
                в КБ, в ОТК, -
Но сегодня попал к испытателю в руки!

Здесь возьмутся покруче, -
                придется теперь
Расплатиться, и лучше -
                без лишних потерь:
В нашем деле потери не очень приятны.
Ты свое отгулял
                до последней черты,
Но и я попетлял
                на таких вот, как ты, -
Так что грех нам обоим идти на попятный.

        Иногда недоверие точит:
        Вдруг не все мне машина отдаст,
        Вдруг она засбоит, не захочет
        Из-под палки работать на нас!

1975