Администратор блога: | Администратор |
I. Погоня
Во хмелю слегка Лесом правил я. Не устал пока, - Пел за здравие. А умел я петь Песни вздорные: "Как любил я вас, Очи черные..." То плелись, то неслись, то трусили рысцой. И болотную слизь конь швырял мне в лицо. Только я проглочу вместе с грязью слюну, Штоф у горла скручу - и опять затяну: "Очи черные! Как любил я вас..." Но - прикончил я То, что впрок припас. Головой тряхнул, Чтоб слетела блажь, И вокруг взглянул - И присвистнул аж: Лес стеной впереди - не пускает стена, - Кони прядут ушами, назад подают. Где просвет, где прогал - не видать ни рожна! Колют иглы меня, до костей достают. Коренной ты мой, Выручай же, брат! Ты куда, родной, - Почему назад?! Дождь - как яд с ветвей - Недобром пропах. Пристяжной моей Волк нырнул под пах. Вот же пьяный дурак, вот же налил глаза! Ведь погибель пришла, а бежать - не суметь, - Из колоды моей утащили туза, Да такого туза, без которого - смерть! Я ору волкам: "Побери вас прах!..." - А коней пока Подгоняет страх. Шевелю кнутом - Бью крученые И ору притом: "Очи черные!.." Храп, да топот, да лязг, да лихой перепляс - Бубенцы плясовую играют с дуги. Ах вы кони мои, погублю же я вас, - Выносите, друзья, выносите, враги! ...От погони той Даже хмель иссяк. Мы на кряж крутой - На одних осях, В хлопьях пены мы - Струи в кряж лились, - Отдышались, отхрипели Да откашлялись. Я лошадкам забитым, что не подвели, Поклонился в копыта, до самой земли, Сбросил с воза манатки, повел в поводу... Спаси бог вас, лошадки, что целым иду! II. Старый дом Что за дом притих, Погружен во мрак, На семи лихих Продувных ветрах, Всеми окнами Обратясь в овраг, А воротами - На проезжий тракт? Ох, устал я, устал, - а лошадок распряг. Эй, живой кто-нибудь, выходи, помоги! Никого, - только тень промелькнула в сенях, Да стервятник спустился и сузил круги. В дом заходишь как Все равно в кабак, А народишко - Каждый третий - враг. Своротят скулу, Гость непрошенный! Образа в углу - И те перекошены. И затеялся смутный, чудной разговор, Кто-то песню стонал и гитару терзал, И припадочный малый - придурок и вор - Мне тайком из-под скатерти нож показал. "Кто ответит мне - Что за дом такой, Почему - во тьме, Как барак чумной? Свет лампад погас, Воздух вылился... Али жить у вас Разучилися? Двери настежь у вас, а душа взаперти. Кто хозяином здесь? - напоил бы вином". А в ответ мне: "Видать, был ты долго в пути - И людей позабыл, - мы всегда так живем! Траву кушаем, Век - на щавеле, Скисли душами, Опрыщавели, Да еще вином Много тешились, - Разоряли дом, Дрались, вешались". "Я коней заморил, - от волков ускакал. Укажите мне край, где светло от лампад. Укажите мне место, какое искал, - Где поют, а не стонут, где пол не покат". "О таких домах Не слыхали мы, Долго жить впотьмах Привыкали мы. Испокону мы - В зле да шепоте, Под иконами В черной копоти". И из смрада, где косо висят образа, Я, башку очертя гнал, забросивши кнут, Куда кони несли да глядели глаза, И где люди живут, и - как люди живут. ...Сколько кануло, сколько схлынуло! Жизнь кидала меня - не докинула. Может, спел про вас неумело я, Очи черные, скатерть белая?! 1974
Администратор
15 сентября 2010
+1
Нет комментариев
Высоцкий
|
Водой наполненные горсти
Ко рту спешили поднести - Впрок пили воду черногорцы И жили впрок - до тридцати. А умирать почетно было Средь пуль и матовых клинков, И уносить с собой в могилу Двух-трех врагов, двух-трех врагов. Пока курок в ружье не стерся, Стреляли с седел, и с колен. И в плен не брали черногорца - Он просто не сдавался в плен. А им прожить хотелось до ста, До жизни жадным, - век с лихвой В краю, где гор и неба вдосталь, И моря тоже - с головой: Шесть сотен тысяч равных порций Воды живой в одной горсти... Но проживали черногорцы Свой долгий век - до тридцати. И жены их водой помянут - И прячут их детей в горах До той поры, пока не станут Держать оружие в руках. Беззвучно надевали траур И заливали очаги, И молча лили слезы в траву, Чтоб не услышали враги. Чернели женщины от горя, Как плодородные поля, За ними вслед чернели горы, Себя огнем испепеля. То было истинное мщенье - Бессмысленно себя не жгут! - Людей и гор самосожженье, Как несогласие и бунт. И пять веков как божьи кары, Как мести сына за отца, Пылали горные пожары И черногорские сердца. Цари менялись, царедворцы, Но смерть в бою всегда в чести, - Не уважали черногорцы Проживших больше тридцати. Мне одного рожденья мало - Расти бы мне из двух корней! Жаль, Черногория не стала Второю родиной моей. 1974 |
В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха,
На кручах таких, на какие никто не проник, Жило-поживало веселое горное, горное эхо, Оно отзывалось на крик - человеческий крик. Когда одиночество комом подкатит под горло И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет, - Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно, Усилит и бережно в руки своих донесет. Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп, - Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье. И эхо связали, и в рот ему всунули кляп. Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха. И эхо топтали, но звука никто не слыхал. К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо - И брызнули камни - как слезы - из раненных скал... 1974 |
Если где-то в чужой, неспокойной ночи
Ты споткнулся и ходишь по краю - Не таись, не молчи, до меня докричи, - Я твой голос услышу, узнаю. Может, с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи - Потерпи! - я спешу, и усталости ноги не чуют. Мы вернемся туда, где и воздух, и травы врачуют, Только ты не умри, только кровь удержи. Если ж конь под тобой - ты домчи, доскачи, - Конь дорогу отыщет, буланый, В те края, где всегда бьют живые ключи, И они исцелят твои раны. Где же ты? - взаперти или в долгом пути, На развилках каких, перепутиях и перекрестках? Может быть, ты устал, приуныл, заблудился в трех соснах И не можешь обратно дорогу найти? Здесь такой чистоты из-под снега ручьи - Не найдешь, не придумаешь краше. Здесь цветы, и кусты, и деревья - ничьи. Стоит нам захотеть - будут наши. Если трудно идешь, по колена в грязи, Да по острым камням, босиком по воде по студеной, Пропыленный, обветренный, дымный, огнем опаленный - Хоть какой, - доберись, добреди, доползи! 1974 |
Себя от надоевшей славы спрятав,
В одном из их Соединенных Штатов, В глуши и дебрях чуждых нам систем Жил-был известный больше чем Иуда, Живое порожденье Голливуда - Артист, Джеймс Бонд, шпион, агент 07. Был этот самый парень - Звезда, ни дать ни взять, - Настолько популярен, Что страшно рассказать. Да шуточное ль дело - Почти что полубог! Известный всем Марчелло В сравненьи с ним - щенок. Он на своей на загородной вилле Скрывался, чтоб его не подловили, И умирал от скуки и тоски. А то, бывало, встретят у квартиры - Набросятся и рвут на сувениры Последние штаны и пиджаки. Вот так и жил как в клетке, Ну а в кино - потел: Различные разведки Дурачил как хотел. То ходит в чьей-то шкуре, То в пепельнице спит, А то на абажуре Ково-нибудь соблазнит. И вот артиста этого - Джеймс Бонда - Товарищи из Госафильмофонда В совместную картину к нам зовут, - Чтоб граждане его не узнавали, Он к нам решил приехать в одеяле: Мол, все равно на клочья разорвут. Ну посудите сами: На проводах в ЮСА Все хиппи с волосами Побрили волоса; С него сорвали свитер Отгрызли вмиг часы И растащили плиты Со взлетной полосы. И вот в Москве нисходит он по трапу, Дает доллар носильщику на лапу И прикрывает личность на ходу, - Вдруг ктой-то шасть на "газике" к агенту, И - киноленту вместо документу, Что, мол, свои, мол, хау ду ю ду! Огромная колонна Стоит сама в себе, - Но встречает чемпиона По стендовой стрельбе. Попал во все, что было, Тот выстрелом с руки, - Ну все с ума сходило, С ума и мужики. Довольный, что его не узнавали, Он одеяло снял в "Национале", - Но, несмотря на личность и акцент, Его там обозвали оборванцем, Который притворился иностранцем И заявил, что, дескать, он - агент. Швейцар его - за ворот, - Решил открыться он: "07 я!" - "Вам межгород - Так надо взять талон!" Во рту скопилась пена И горькая слюна, - И в позе супермена Он уселся у окна. Но вот киношестерки прибежали И недоразумение замяли, И разменяли фунты на рубли. ...Уборщица кричала: "Вот же пройда! Подумаешь - агентишка какой-то! У нас в девятом - принц из Сомали!" 1974 |
На дистанции - четверка первачей, -
Каждый думает, что он-то побойчей, Каждый думает, что меньше всех устал, Каждый хочет на высокий пьедестал. Кто-то кровью холодней, кто горячей, - Все наслушавшись напутственных речей, Каждый съел примерно поровну харчей, - Но судья не зафиксирует ничьей. А борьба на всем пути - В общем, равная почти. "Расскажите, как идут, бога ради, а?" "Телевиденье тут вместе с радио! Нет особых новостей - все ровнехонько, Но зато накал страстей - о-хо-хо какой!" Номер первый - рвет подметки как герой, Как под гору катит, хочет под горой Он в победном ореоле и в пылу Твердой поступью приблизиться к котлу. Почему высоких мыслей не имел? - Потому что в детстве мало каши ел, Голодал он в этом детстве, не дерзал, - Успевал переодеться - и в спортзал. Что ж, идеи нам близки - Первым лучшие куски, А вторым - чего уж тут, он все выверил - В утешение дадут кости с ливером. Номер два - далек от плотских тех утех, - Он из сытых, он из этих, он из тех, - Он надеется на славу, на успех - И уж ноги задирает выше всех. Ох, наклон на вираже - бетон у щек! Краше некуда уже, а он - еще! Он стратег, он даже тактик, словом - спец, - Сила, воля плюс характер - молодец! Четок, собран, напряжен И не лезет на рожон, - Этот - будет выступать на Салониках, И детишек поучать в кинохрониках, И соперничать с Пеле в закаленности, И являть пример целе- устремленности! Номер третий - убелен и умудрен, - Он всегда - второй надежный эшелон, - Вероятно, кто-то в первом заболел, Но, а может, его тренер пожалел. И назойливо в ушах звенит струна: У тебя последний шанс, эх, старина! Он в азарте - как мальчишка, как шпана, - Нужен спурт - иначе крышка и хана! Переходит сразу он В задний старенький вагон, Где былые имена - прединфарктные, Где местам одна цена - все плацкартные. А четвертый - тот, что крайний, боковой, - Так бежит - ни для чего, ни для кого: То приблизится - мол, пятки оттопчу, То отстанет, постоит - мол, так хочу. Не проглотит первый лакомый кусок, Не надеть второму лавровый венок, Ну а третьему - ползти На запасные пути... Сколько все-таки систем в беге нынешнем! - Он вдруг взял да сбавил темп перед финишем, Майку сбросил - вот те на! - не противно ли? Поведенье бегуна - неспортивное! На дистанции - четверка первачей, Злых и добрых, бескорыстных и рвачей. Кто из них что исповедует, кто чей? ...Отделяются лопатки от плечей - И летит уже четверка первачей! 1974 |
Эх, недаром говорится:
Мастер дала не боится, Пусть боится дело это Ваню - мастера паркета. Не берись, коль не умеешь, Не умеючи - не трожь, Не подмажешь - не поедешь, А подмажешь - упадешь! Даже в этой пятилетке На полу играют детки, - Проливают детки слезы От какой-нибудь занозы. Пусть елозят наши дети, Пусть играются в юлу На натертом на паркете - На надраенном полу. Говорят, забудут скоро Люди званье полотера, - В наше время это мненье - Роковое заблужденье. Посреди родной эпохи Ты на щетках попляши, - С женским полом шутки плохи, А с натертым - хороши! 1974 |
Зря ты, Ванечка, бредешь
Вдоль оврага. На пути - каменья сплошь, Резвы ножки обобьешь, Бедолага! Тело в эдакой ходьбе Ты измучил, А и, кажется, себе Сам наскучил. Стал на беглого похож Аль на странничка. Может, сядешь, отдохнешь, Ваня-Ванечка?! Ваня! Что, Ванюша, путь трудней? Хворь напала? Вьется тропка меж корней, До конца пройти по ней - Жизни мало. Славно, коль судьбу узнал Распрекрасну, Ну а вдруг коней загнал Понапрасну?! Али вольное житье Слаще пряничка? Ах ты, горюшко мое, Ваня-Ванечка! Ваня! Ходят слухи, будто сник Да бедуешь, Кудри сбросил - как без них? - Сыт ли ты, или привык, Голодуешь! Хорошо ли бобылем Да без крова? Это, Ваня, непутем, - Непутево! Горемычный мой, дошел Ты до краюшка! Тополь твой уже отцвел, Ваня-Ванюшка! Ваня! 1974 |
Гули-гули-гуленьки,
Девоньки-девуленьки! Вы оставьте мне на память В сердце загогулинки. Не гляди, что я сердит: По тебе же сохну-то! Я не с фронта инвалид, Я - любовью трехнутый. Выходите к Ванечке, Манечки-мотанечки! Что стоите, как старушки, - Божьи одуванчики? Милый мой - каменотес, Сильный он да ласковый, Он мне с Англии привез Лифчик пенопластовый. Здеся мода отстает. Вот у нас в Австралии, Очень в моде в этот год В три обхвата талии. Уж не знаю я, как тут, А, к примеру, в Дании Девок в ЗАГСы волокут При втором свидании. Я не знаю, как у вас, А у нас во Франции Замуж можно в десять раз - Все без регистрации. Ох! Табань, табань, табань, А то в берег врежемся. Не вставай в такую рань, Давай еще понежимся! Без ушка - иголочка, Оля! Олька, Олечка, Поднеси-ка инвалиду Столько, да полстолечка. На пути, на перепутьи Молодуху сватал дед, Сперва думали, что шутит, Оказалося, что нет. Мой миленок все допил Дочиста и допьяна, Потому и наступил В мире кризис топливный. Ты не вой, не ной, не ной - Этот кризис нефтяной, Надо больше опасаться, Что наступит спиртовой! Гляну я - одна семья На таком воскреснике: Все друг другу кумовья, Али даже крестники. 1974 |
Кто старше нас на четверть века, тот
Уже постиг и близости и дали, Им повезло - и кровь, и дым, и пот Они понюхали, хлебнули, повидали, Прошли через бригаду или взвод. И ехали в теплушках - не в тепле, На стройки, на фронты и на рабфаки. Они ходили в люди по земле И в штыковые жесткие атаки. То время эшелонное прошло - В плацкартах едем, травим анекдоты... Мы не ходили - шашки наголо, В отчаяньи не падали на доты! И все-таки традиция живет: Взяты не все вершины и преграды - Не потому ли летом каждый год Идем в студенческие наши стройотряды И сверх программы мы сдаем зачет. Песок в глазах, в одежде и в зубах - Мы против ветра держим путь на тракте, На дивногорских Каменных Столбах Хребты себе ломаем и характер. Мы гнемся в три погибели - ну, что ж, Такой уж ветер... Только, друг, ты знаешь - Зато ничем нас после не согнешь, Зато нас на равнине не сломаешь! 1974 |