Администратор блога: | Администратор |
Сон мне снится - вот те на:
Гроб среди квартиры, На мои похорона Съехались вампиры, - Стали речи говорить - Все про долголетие, - Кровь сосать решили погодить: Вкусное - на третие. В гроб вогнали кое-как, А самый сильный вурдалак Все втискивал, и всовывал, - И плотно утрамбовывал, - Сопел с натуги, сплевывал И желтый клык высовывал. Очень бойкий упырек Стукнул по колену, Подогнал - и под шумок Надкусил мне вену. А умудренный кровосос Встал у изголовья И очень вдохновенно произнес Речь про полнокровье. И почетный караул Для приличия всплакнул, - Но я чую взглядов серию На сонную мою артерию: А если кто пронзит артерию - Мне это сна грозит потерею. Погодите, спрячьте крюк! Да куда же, черт, вы! Я же слышу, что вокруг, - Значит, я не мертвый. Яду капнули в вино, Ну а мы набросились, - Опоить меня хотели, но Опростоволосились. Тот, кто в зелье губы клал, - В самом деле дуба дал, - Ну а на меня - как рвотное То зелье приворотное: Здоровье у меня добротное, И закусил отраву плотно я. Так почему же я лежу, Дурака валяю, - Ну почему, к примеру, не заржу - Их не напугаю?! Я ж их мог прогнать давно Выходкою смелою - Мне бы взять пошевелиться, но Глупостей не делаю. Безопасный как червяк, Я лежу, а вурдалак Со стаканом носится - Сейчас наверняка набросится, - Еще один на шею косится - Ну, гад, он у меня допросится! Кровожадно вопия, Высунули жалы - И кровиночка моя Полилась в бокалы. Погодите - сам налью, - Знаю, знаю - вкусная!.. Ну нате, пейте кровь мою, Кровососы гнусные! А сам - и мышцы не напряг И не попытался сжать кулак, - Потому что кто не напрягается, Тот никогда не просыпается, Тот много меньше подвергается И много больше сохраняется. Вот мурашки по спине Смертные крадутся... А всего делов-то мне Было, что - проснуться! ...Что, сказать, чего боюсь (А сновиденья - тянутся)? Да того, что я проснусь - А они останутся!.. 1971
Администратор
11 сентября 2010
0
Нет комментариев
Высоцкий
|
Дурацкий сон, как кистенем,
Избил нещадно. Невнятно выглядел я в нем И неприглядно. Во сне я лгал и предавал, И льстил легко я... А я и не подозревал В себе такое. Еще сжимал я кулаки И бил с натугой, Но мягкой кистию руки, А не упругой. Тускнело сновиденье, но Опять являлось. Смыкал я веки, и оно Возобновлялось. Я не шагал, а семенил На ровном брусе, Ни разу ногу не сменил, - Трусил и трусил. Я перед сильным лебезил, Пред злобным гнулся. И сам себе я мерзок был, Но не проснулся. Да это бред - я свой же стон Слыхал сквозь дрему, Но это мне приснился сон, А не другому. Очнулся я и разобрал Обрывок стона. И с болью веки разодрал, Но облегченно. И сон повис на потолке И распластался. Сон в руку ли? И вот в руке Вопрос остался. Я вымыл руки - он в спине Холодной дрожью. Что было правдою во сне, Что было ложью? Коль это сновиденье - мне Еще везенье. Но если было мне во сне Ясновиденье? Сон - отраженье мыслей дня? Нет, быть не может! Но вспомню - и всего меня Перекорежит. А после скажут: "Он вполне Все знал и ведал!" Мне будет мерзко, как во сне В котором предал. Или - в костер?.. Вдруг нет во мне Шагнуть к костру сил! - Мне будет стыдно как во сне, В котором струсил. Но скажут мне: "Пой в унисон! Жми что есть духу!" И я пойму: вот это сон, Который в руку. 1971 |
Если все - и спасенье в ноже,
И хирург с колпаком, - Лучше, чтоб это было уже, Чем сейчас и потом. 1971 |
Целуя знамя в пропыленный шелк
И выплюнув в отчаянье протезы, Фельдмаршал звал: "Вперед, мой славный полк! Презрейте смерть, мои головорезы!" И смятыми знаменами горды, Воспламенены талантливою речью, - Расталкивая спины и зады, Они стремились в первые ряды - И первыми ложились под картечью. Хитрец - и тот, который не был смел, - Не пожелав платить такую цену, Полз в задний ряд - но там не уцелел: Его свои же брали на прицел - И в спину убивали за измену. Сегодня каждый третий - без сапог, Но после битвы - заживут, как крезы, - Прекрасный полк, надежный, верный полк - Отборные в полку головорезы! А третьии средь битвы и беды Старались сохранить и грудь и спину, - Не выходя ни в первые ряды, Ни в задние, - но как из-за еды, Дрались за золотую середину. Они напишут толстые труды И будут гибнуть в рамах, на картине, - Те, что не вышли в первые ряды, Но не были и сзади - и горды, Что честно прозябали в середине. Уже трубач без почестей умолк, Не слышно меди, тише звон железа, - Разбит и смят надежный, верный полк, В котором сплошь одни головорезы. Но нет, им честь знамен не запятнать, Дышал фельдмаршал весело и ровно, - Чтоб их в глазах потомков оправдать, Он молвил: "Кто-то должен умирать - А кто-то должен выжить, - безусловно!" Пусть нет звезды тусклее, чем у них, - Уверенно дотянут до кончины - Скрываясь за отчаянных и злых Последний ряд оставив для других - Умеренные люди середины. В грязь втоптаны знамена, смятый шелк, Фельдмаршальские жезлы и протезы. Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк, В котором сплошь одни головорезы?! 1971 |
Жизнь оборвет мою водитель-ротозей.
Мой труп из морга не востребует никто. Возьмут мой череп в краеведческий музей, Скелет пойдет на домино или лото. Ну все, решил - попью чайку, да и помру: Невмоготу свою никчемность превозмочь. Нет, лучше пусть все будет поутру, А то - лежи, пока не хватятся - всю ночь. В музее будут объегоривать народ, Хотя народу это, в общем, все равно. Мне глаз указкою проткнет экскурсовод И скажет: "Вот недостающее звено". Иль в виде фишек принесут меня на сквер, Перетряхнут, перевернут наоборот, И, сделав "рыбу", может быть, пенсионер Меня впервые добрым словом помянет. Я шел по жизни, как обычный пешеход, Я, чтоб успеть, всегда вставал в такую рань... Кто говорит, что уважал меня - тот врет. Одна... себя не уважающая пьянь. 1971 |
"Я б тоже согласился на полет,
Чтоб приобресть блага по возвращеньи! - Так кто-то говорил, - Да им везет!.." Так что ж он скажет о таком везенье? Корабль "Союз" и станция "Салют", И Смерть в конце, и Реквием - в итоге... "СССР" - да, так передают Четыре буквы - смысл их дороги. И если Он - живет на небеси, И кто-то вдруг поднял у входа полог Его шатра. Быть может, он взбесил Всевышнего. Кто б ни был - космонавт или астролог... Для скорби в этом мире нет границ, Ах, если б им не быть для ликованья! И безгранична скорбь всех стран и лиц, - И это - дань всемирного признанья... 31 июня 1971 |
Я несла свою Беду
по весеннему по льду, - Обломился лед - душа оборвалася - Камнем под воду пошла, - а Беда - хоть тяжела, А за острые края задержалася. И Беда с того вот дня ищет по свету меня, - Слухи ходят - вместе с ней - с Кривотолками. А что я не умерла - знала голая ветла И еще - перепела с перепелками. Кто ж из них сказал ему, господину моему, - Только - выдали меня, проболталися, - И, от страсти сам не свой, он отправился за мной, Ну а с ним - Беда с Молвой увязалися. Он настиг меня, догнал - обнял, на руки поднял, - Рядом с ним в седле Беда ухмылялася. Но остаться он не мог - был всего один денек, - А Беда - на вечный срок задержалася... 1971 |
Я теперь в дураках - не уйти мне с земли -
Мне поставила суша капканы: Не заметивши сходней, на берег сошли - И навечно - мои капитаны. И теперь в моих песнях сплошные нули, В них все больше прорехи и раны: Из своих кителей капитанских ушли, Как из кожи, мои капитаны. Мне теперь не выйти в море И не встретить их в порту. Ах, мой вечный санаторий - Как оскомина во рту! Капитаны мне скажут: "Давай не скули!" Ну а я не скулю - волком вою: Вы ж не просто с собой мои песни везли - Вы везли мою душу с собою. Вас встречали в порту толпы верных друзей, И я с вами делил ваши лавры, - Мне казалось, я тоже сходил с кораблей В эти Токио, Гамбурги, Гавры... Вам теперь не выйти в море, Мне не встретить их в порту. Ах, мой вечный санаторий - Как оскомина во рту! Я надеюсь, что море сильней площадей И прочнее домов из бетона, Море лучший колдун, чем земной чародей, - И я встречу вас из Лиссабона. Я механиков вижу во сне, шкиперов - Вижу я, что не бесятся с жира, - Капитаны по сходням идут с танкеров, С сухогрузов, да и с "пассажиров"... Нет, я снова выйду в море Или встречу их в порту, - К черту вечный санаторий И оскомину во рту! 1971 |
Что случилось, почему кричат?
Почему мой тренер завопил? Просто - восемь сорок результат, - Правда, за черту переступил. Ох, приходится до дна ее испить - Чашу с ядом вместо кубка я беру, - Стоит только за черту переступить - Превращаюсь в человека-кенгуру. Что случилось, почему кричат? Почему соперник завопил? Просто - ровно восемь шестьдесят, - Правда, за черту переступил. Что же делать мне, как быть, кого винить - Если мне черта совсем не по нутру? Видно негру мне придется уступить Этот титул человека-кенгуру. Что случилось, почему кричат? Стадион в единстве завопил... Восемь девяносто, говорят, - Правда, за черту переступил. Посоветуйте, вы все, ну как мне быть? Так и есть, что негр титул мой забрал. Если б ту черту да к черту отменить - Я б Америку догнал и перегнал! Что случилось, посему молчат? Комментатор даже приуныл. Восемь пять - который раз подряд, - Значит - за черту не заступил. 1971 |
Я бегу, топчу, скользя
По гаревой дорожке, - Мне есть нельзя, мне пить нельзя, Мне спать нельзя - ни крошки. А может, я гулять хочу У Гурьева Тимошки, - Так нет: бегу, бегу, топчу По гаревой дорожке. А гвинеец Сэм Брук Обошел меня на круг, - А вчера все вокруг Говорили: "Сэм - друг! Сэм - наш гвинейский друг!" Друг гвинеец так и прет - Все больше отставание, - Ну, я надеюсь, что придет Второе мне дыхание. Третее за ним ищу, Четвертое дыханье, - Ну, я на пятом сокращу С гвинейцем расстоянье! Тоже мне - хороший друг, - Обошел меня на круг! А вчера все вокруг Говорили: "Сэм - друг! Сэм - наш гвинейский друг!" Гвоздь программы - марафон, А градусов - все тридцать, - Но к жаре привыкший он - Вот он и мастерится. Я поглядел бы на него, Когда бы - минус тридцать! Ну, а теперь - достань его, - Осталось - материться! Тоже мне - хороший друг, - Обошел на третий круг! Нужен мне такой друг, - Как его - забыл... Сэм Брук! Сэм - наш гвинейский Брут! 1971 |